Четыре туберозы

Петровская Нина И.

«О, дай мне, Демон, мысли чистые…»

О, дай мне, Демон, мысли чистые. Чтоб я мог Тебя познать, Чтоб в глаза Твои лучистые, Я с надеждой мог взирать. Я словами вдохновенными Ублажать Тебя хочу И руками дерзновенными Затеплю Тебе свечу. И в безверье — я уверую, Душу в звуках обрету — Чрез долину тёмно-серую Притекаю я к Кресту.

«Ты пред роком смутился…»

Ты

пред роком смутился — Облекается схимой. Над тобою незримо Твой Ангел склонился. Ты с любовью простился, Ты, любовью томимый. Над тобою незримо Твой Ангел склонился. Ты пред смертью смутился, Пред желанной, любимой. Над тобою незримо Твой Ангел склонился.

ЗАКЛЯТИЕ

Со взором, полным ожиданья, Я тьму минувшую читал. Маэстро мёртвых начертанья В руках кощунственных держал. Хотел в монашеской латыни Былые тайны отгадать: Найти заклятия в святыне. Хотел я сам маэстро стать! И звал я демонов сурово, Я заклинал их, я молил, Я плакал и смеялся снова — Себя им в жертву приносил. Но нет, они людей забыли, Они не делят наши дни! Ведь их живых мы схоронили И погасили мы огни!

«Скажи мне, Бездольный…»

Скажи мне, Бездольный, Где Образ ликующий? «То звон колокольный, О Правде тоскующий». Скажи мне, Бездольный, Где свет Нарождающий? «То звон колокольный, К любви призывающий». Скажи мне, Бездольный, Где мир умирающий? «То звон колокольный, Любовь обвиняющий…».

ГИМН

Это утро — сна преддверье, Сна предвестника спасенья. О, покиньте лицемерье: К небесам летят моленья! Это утро — сна преддверье, Сна могучего целенья. «О, уверуйте в безверье! О, воздайте Мне моленья!»

«С грядущими безднами…»

С грядущими безднами, Туманных, предвечных миров, В жилище свободных богов, С мечтами созвучий надзвездными — Я слиться готов! О, дайте порфиру учителей Забытому другу рабов, Забытых, нездешних миров, Работу святых Небожителей — Я ею облечься готов. О, дайте сандалии нежные, Созданье грядущих врагов! Я слышу пророческий зов, Я вижу равнины безбрежные. Пойти я готов!

НА ПОЛЕ

Ушёл я от них! Было душно и тесно. Грёзы существ неземных Были под властью гордыни телесной. Ушёл я от них! Поле предстало в широком просторе. В душе

моей ужас затих, И шёл я, духовным властителям вторя. Я шёл по пустыне, и было темно, А сердце моё освятилось. За мною мерцало палатки окно, И слов трепетанье едва доносилось. И дальше я шёл, И было темно, безысходно. За мною звучал произвол И меркнул в пустыне свободной. Я замер, потух, как свеча, И пал на колени, вдыхая пустыню. Молитва моя была горяча. Я землю лобзал, как святыню…

ДРЕВНЕЕ ЗАКЛЯТИЕ **

Тебя со мною нет. Но вечно ты со мною. Гляжу за тонкой пеленою, Где потухает слабый свет, Твои я вижу силуэты, Твои мне слышатся ответы. Меня не знаешь ты, Но рядом я иду с тобою; Покровы нежной темноты Нас окружили тканью голубою. И знаешь ты, что рядом Иду с тобой, — ласкаю взглядом. И в темноте — боишься ты! Зовёшь меня стыдливо: Во власти ты моей мечты, В власти тени горделивой [108] . А поцелуй мой нежный Дарует сон тебе мятежный! И днём ты не одна. Ты днём с моей мечтою. — Ты утомлённа и бледна В борьбе с телесной чистотою. Ты ночи ждешь так страстно И тьмы великой, своевластной. Ты знаешь — я с тобой И ты со мной навечно; И голос нежно-голубой Зовёт нас к радости беспечной; Во власти духа ты, и — знай, Я дух молитв — бессмертный Адонай.

108

Скорее всего, опечатка, поскольку не укладывается в размер — один слог остаётся лишним. Вероятно, верно: «Во власти тени горделивой…» (прим. сост.).

ПРИШЛЕЦ

Громадное чёрное тело приближалось к земле, и на земле стало темно. Только иногда голубовато светящиеся искры пронизывали мрак, и быстро неслись куда-то вдаль, и там умирали.

Жители земли, — люди, никогда не видавшие темноты, боялись её. Они укрылись в свои норы, и зажгли в них тела растений, и, глядя на медленную их смерть, надеялись на жизнь.

Вершина высокой горы осветилась ярко-бело.

Вниз медленно спускался усталый человек. На нём были светящиеся лохмотья. Он пришёл к людям и просил у них пищи и права жить всегда на высокой горе. Они дали ему риса и проводили его на высокую гору. Там они построили из камней и земли нору для него.

И он стал там жить, никогда не сходя вниз к людям. Они его спросили, что он будет делать один на горе. «Думать о Боге» — ответил он и удалился в свою нору, а люди пошли к себе вниз.

Стало опять светло!

Все видели свет и радовались на него.

К одинокому никто не входил. Иногда, когда вечером было особенно чистое небо, они могли видеть одинокого, сидящего на скале. Он сидел на ней часы, дни, недели, не двигаясь с места.

Он думал о Боге.

Иногда рядом с ним чернел на светлом небе громадный медведь, который тоже сидел, не двигаясь, и тоже думал о Боге. Иногда к одинокому с кружительной выси небес опускался огромный сизый орёл, садился ему на плечо и застывал надолго и тоже думал о Боге.

И так шли года, а за ними века.

Люди сильно поумнели и научились даже говорить со звёздами. А звёзды бывают разные: одни тепло светятся на небе и думают о Боге; другие же, яркие, горячие, мало думают и хотят испытать всё сами. Они сперва узнают, а потом думают. Они часто опускаются до самой земли и смотрят, что там творится, или же войдут в сердце человеческое и зажгут в нём томление к надзвёздному миру.

Вот люди стали разговаривать со звёздами и рассказали им, что на высокой горе, вот уже много тысячелетий, сидит одинокий и всё думает о Боге, и что рядом с ним птицы и звери тоже сидят и думают о Боге.