Четыре тысячи, восемь сотен

Иган Грег

– Он ведь на самом деле не болен, – заметила Хлоя, как будто это имело какое-то отношение к уместности подарка. – Каждый транзитчик проходит через одни и те же стадии. Это совершенно нормальный процесс.

– Ясно. Значит, провести три года под капельницей, заменяющей пищу и воздух – пара пустяков; это настолько же естественно, как пубертат или менопауза.

Хлоя стояла на своем.

– Вестианцы называют свои капсулы жизнеобеспечения «коконами». Так что они наверняка воспринимают этот процесс как своеобразную метаморфозу.

– Ты ведь принесла

мне цветы, когда у меня родился Саша, – вспомнила Анна. – Разве я была больна?

– Нет.

Анна выбрала две сливы, два яблока и два мандарина. Новоприбывший вряд ли бы смог столько съесть, но меньший презент произвел бы жалкое впечатление. – Купи их, – сказала она своему помощнику. Сложив фрукты в рюкзак, она оттолкнулась от лотка, в спешке чуть не пролетев мимо опоры, которая была ее целью. Хлоя догнала ее, и, изящно кувырнувшись в воздухе, ухватилась за канат рядом со своей спутницей.

Когда они вошли в больницу, Анна начала сомневаться в правильности своего решения. У ее помощника не возникло проблем с бронированием визита, а значит, и сам транзитчик, и его врачи наверняка дали на это свое согласие, но что, если она повела себя слишком назойливо? Большинство новоприбывших имели немало связей среди укоренившихся на Весте эмигрантов, а те немногие, у кого их не было, могли обратиться к профессиональным соцработникам, чтобы облегчить вступление в церерское общество. С какой стати этот человек захочет видеть какого-то постороннего бюрократа, решившего заявиться к нему безо всякой причины с гостинцами, в которых хватит растительных волокон, чтобы пробить еще одно отверстие в его атрофировавшейся прямой кишке.

Они свернули из коридора в палату. Большинство коек были закрыты разделительными шторами, но им не пришлось долго искать того, кто нуждался в их компании.

– Анна? – Транзитчик лежал в приподнятом положении, опираясь на стопку подушек, и смотрел на нее сияющим взглядом. Помощник Анны снабдил его лицо подписью «Оливье Дрилле», но иконка, появившаяся рядом с именем, предупреждала о том, что аналогичное пояснение не дошло до собеседника из-за какой-то ошибки.

– Верно, – ответила Анна – по-французски, надеясь, что он не сочтет это снисходительным. На секунду она была смущена тем, что система не смогла справиться со всеми тонкостями, но потом уверенность вернулась, и она представила ему Хлою. Анна закрепила свои подошвы при помощи присосок и подошла к кровати, готовая подать руку, но затем Оливье наклонился вперед и обнял ее.

– Спасибо, что пришли, – сказал он, одобряя выбранный ею язык.

– Не за что, – ответила Анна. Хлоя дружелюбно улыбалась, сохраняя дистанцию. – Как вы себя чувствуете?

– Все еще немного не в себе, но мне сказали, что это нормально. – Он выглядел болезненно исхудавшим, но, с другой стороны, его всего пять дней тому назад извлекли из капсулы.

Немного помедлив, Анна достала из рюкзака фрукты. Поблагодарив ее, Оливье положил их в висевшую у кровати сетку.

– У вас есть друзья на Церере? – спросила Хлоя.

– Конечно. Они были здесь этим утром. – Улыбка не сошла с его лица, но прежней радости в ней уже не было. – Ввели меня в курс дела.

Анна решила закрыть эту тему. С Весты уже давно не приходило хороших вестей,

а наверстать три года одним махом было слишком тяжело.

– Значит, вы директор порта? – спросил он.

– Да.

– То есть получается, что именно вы пропустили меня на Цереру?

Анна рассмеялась.

– Полагаю, что официально так и есть. Но моя заслуга не так уже велика: я бы не задержалась на этой работе, если бы решила отправить вас обратно вместе с очередной глыбой льда.

Оливье повернулся к Хлое.

– Можно узнать, чем вы занимаетесь?

– Ничем таким, за что мне приходилось бы платить, – ответила Хлоя.

– Логично.

– Как долго вас здесь продержат? – спросила Анна.

– Еще пару дней.

– Вам есть где остановиться?

Оливье кивнул.

– Я могу поселиться у друга.

– Очередь на жилье сейчас не такая уж и длинная, – обнадежила его Анна. – Через пару месяцев у вас будет собственный уголок.

– Спасибо. – Казалось, что он чувствует себя стесненным, будто подобная перспектива была чем-то вроде досадной расточительности. Анна слышала, что на Весте «Сивадье» уже много лет отказывали в новом жилье. Она подумала, не сострить ли в ответ, что большая часть стройматериалов так или иначе будет получена с его родного астероида, но потом испугалась, что собеседник может счесть такую шутку легкомысленной.

– Если сейчас «интеллектуальная собственность» стала для нас объектом порицания, – рассуждала Марке, – то насколько нелепым и тошнотворным должны выглядеть поиски культурно обусловленных оправданий тому, как Сивадье воспользовались этой идеей, чтобы силой пробиться в проект освоения Весты. Да, они были участниками соглашения, основанного на взаимном согласии. Но каковы были шансы добиться справедливого решения в условиях порочной правовой системы – допускавшей покупку и продажу идей, принадлежащих всем без исключения людям по праву рождения?

К началу перерыва в вещании Оливье был настроен оптимистично.

Здесь, конечно, есть кое-какая бравурная риторика, но эти туманные формулировки, как мне кажется, сводят ее на нет. И ведь при желании они вполне могли бы привести примеры конкретных проблем той эпохи: есть исследования, которые показывают, что люди действительно погибали из-за неоправданно высокой стоимости анализов на патентованные онкогены.

– Но точность побуждает искать отличия, – сказала в ответ Камилла. – Технологии добычи ископаемых довольно сложно спутать с медицинскими.

– В отличие от технологий добычи и военных преступлений?

– В этом и суть, – решила Камилла. – На самом деле здесь нет никакого сопоставления; людям просто предлагается провести ассоциацию между двумя понятиями. Но стоит копнуть глубже, и наткнешься лишь на тупой буквализм.

Представитель противоположной стороны, Давид Делиль, начал свое выступление с демонстрации документов, подтверждающих его происхождение, доказывая тем самым, что на него налог распространяться не будет. Возможно, его душу грело сделанное перед всеми заявление о том, что он действует исключительно из принципа, но у Камиллы подобная попытка увязать моральный вес человека с его родословной вызывала лишь разочарование.