Четырнадцатая дочь 2
Шрифт:
Из-за занавесок мерно, в такт покачиванию экипажа, сверкали розовые отблески. Потом оттуда полыхнуло красным, и через минуту карета остановилась. Дверца с занавесками распахнулась, приглашая пассажирок на выход.
Они снова находились в каменном дворе, перед зданием, в котором прятались Переходные Врата. А неподалеку стоял Орл, одетый в бордовый камзол.
– Ну и как прошел выгул нашей сиятельной крестьянки? Или, сообразно с персоной, лучше сказать – выпас?
Стоял он вольно и ухмылялся недобро.
– Орл,
– А ну, потявкай еще на меня, – тихо, но с нажимом сказала Таня, вылезая вслед за ней.
Орл ее достал. Так достал, что хотелось подойти и по-простонародному вцепиться ногтями в физиономию. А потом полосовать эту гадкую морду, полосовать долго и с проявлением фантазии – когда сверху вниз, а когда и справа налево.
После зрелища искореженного и поднявшегося в небеса Ярга внутри тлела злоба. Говоря словами из старого кино, хотелось рвать и метать. Причем рвать желательно живое, а метать далеко и наотмашь.
Что-то почувствовавший Орл на этот раз промолчал. Только изобразил на морде лица презрительную мину.
Она ушла со двора вместе с Арленой, высоко задрав голову. Благородная дама проводила ее до комнаты, сурово сказала:
– Княжна Татьяна, обеденное время миновало, поэтому я пришлю к вам служанку с подносом. Однако сегодня вы обедаете у себя в комнате последний раз. За ужином светлейший князь представит вас благородным Тарланьского дома. Затем вы начнете спускаться к обеду и ужину в трапезную вместе со всеми. И каждый раз – прилично одетая и причесанная.
– Может, не надо? – тоскливо спросила Таня. – Я и в спальне могу столоваться, мне не в напряг.
Арлена церемонно возвестила:
– Вы более не затворница. Вы одна из нас и это должно быть узаконено окончательно.
Она ушла, сверкнув прорехой в платье сзади.
Таня, не дожидаясь Мелты, содрала с себя серое платье, сдернула с волос кружевной шарф вместе со шпильками. Раскрыла сундук и облачилась в свое домашнее – растянутые треники и потрепанную футболку.
Хотелось снять с себя все анадейское. Жаль, что саму Анадею нельзя отбросить куда-нибудь в угол, как серое платье…
Мелта явилась с подносом в руках, когда Таня уже направлялась в ванную.
– Помыться хочу, – заявила она, игнорируя недовольный взгляд служанки, брошенный на ее штаны.
– А обедать как же? – ворчливо осведомилась Мелта.
– Поставьте где-нибудь поднос. Поем после ванны, – равнодушно бросила Таня. После чего устыдилась своей невежливости – человек о ней заботится, а она отвечает командами, мол, оставь-поставь. И добавила для очистки совести: – А назад я его отнесу сама, чтобы вам не бегать. Где тут кухня?
– Благородная княжна! – возмутилась служанка. – Вы – и с подносом в руках?!
– Да ладно, – тоскливо вздохнула Таня. Ну не удается ей побыть здесь
Мелта поставила поднос на сундук, наказала обязательно скушать все и выпорхнула из комнаты.
Таня пролежала в ванне долго. От горячей воды тело расслабилось, а сознание переместилось в другой мир, где пребывали сейчас мать и дед. К ним хотелось нестерпимо. На родину бы, и забыть эту чертову Анадею, как дурной сон, как кошмар.
К обеду она так и не притронулась. Вышла из ванны и повалилась на кровать.
Прибежавшая Мелта начала уговаривать съесть хотя бы кусочек, но Таня только поморщилась и, бормоча извинения, повернулась лицом к стене.
Служанка, повздыхав, унесла поднос.
Таня смотрела в стену и думала о матери с дедом. По ее подсчетам, дома сегодня была пятница. Если, конечно, анадейские сутки не слишком отличаются от земных. Конец рабочей недели, завтра мама вернется домой рано. Будет печь что-нибудь или делать салатик по последнему рецепту, найденному в интернете. А может, они вместе с дедом поедут в Коломну, к тетке Анюте.
Она всегда увиливала от коломенских визитов. Посиделки за чаем с вареньем и сдобными пирогами, сдобренные сплетнями и рассуждениями о прошедших временах и ценах ввергали ее в зевоту. Эх, навернуть бы сейчас Анютиных пирогов с вареньем и послушать диспут о ценообразовании. Ну и что, что о глупостях, зато на русском языке, от родных людей…
Вечером ужин начался с появления Мелты, которая притащила на вытянутых руках гору белого шелка.
– Это что такое? – несколько враждебно спросила Таня. – Свадебный наряд?
Та строго качнула головой.
– Что вы, княжна Татьяна. Просто вы незамужняя девица, а таким положено быть в белом, когда их представляют Тарланьскому дому.
Через несколько минут Таня была вся в белом. И на ногах красовались матерчатые белые тапочки, от которых на душе стало и вовсе нехорошо.
– Теперь причесываться! – бодренько возвестила Мелта.
И, усадив Таню, пристроила ей на макушку перевернутую корзинку из серебряной проволоки. В корзинку служанка вплела волосы, потом накрутила поверх всего гирлянду из белых бутонов, живых и пахучих. Кивнула на угол у двери, где в стене сияло серебряной проталиной зеркало, наколдованное Арленой.
Девица, отразившаяся там, была вылитая невеста. Только человека в черном, сиречь жениха, не хватало рядом для полного сходства. Единственное утешение – у пышных юбок, обшитых белым кружевом и хрустальными каплями, не было кринолина.
Вот и она познала скромную радость нарядиться Барби. Хорошо хоть, что блондинкой не была, а то вышло бы полное попадание в образ.
Мелта сбоку присела, протараторила:
– Княжна Татьяна, вы прекрасны в этом наряде, доброго вам вечера, позвольте я пойду?