ЧИЧЕРОНЕ
Шрифт:
– И чем же мы, паразиты, вам не угодили?
Слово «мы» он, естественно, не расслышал. Фильтр, с детства установленный в голове Рудольфа Ефимыча, исправно задерживал на входе все, что противоречило его пониманию ситуации.
– Паразиты, - повторил он, глядя на меня с недоумением и, должно быть, подозревая во мне придурка.
– Трудового народа?
– Да, - подтвердил он.
– Паразиты трудового народа.
– Ну и где он, этот ваш трудовой народ?
– спросил я с пьяным смешком.
– Вот, допустим, я паразит…
– Почему паразит?
–
– Безработный!
– Хорошо. Безработный паразит.
– В голове у меня давно шумело, но это полбеды. Хуже, что во мне пробуждался трибун.
– Работать, говоришь, надо? На пользу общества? Какого? Этого? Которое меня за порог вышибло?
Ефимыч сидел, отшатнувшись, и даже не моргал.
– Н-ни капли крови за капиталистическое отечество! И ни капли пота! Ни кап-ли! Ты понял, Ефимыч?
Ефимыч понял.
– Так я и говорю!
– подхватил он, оживая.
– Давно этих жуликов к ответу надо! В Библии как сказано? «А паразиты - никогда!»
Бывают бездарные дурачки. Бывают талантливые. Ефимыч был гениален. Вот так, запросто, походя, в пику Владимиру Ильичу Ленину, слить коммунизм с христианством в один флакон!
Луначарский скромно курит в сторонке.
– Нет, закончим все-таки с трудовым народом, - упорствовал я.
– Согласен, трудится! Доблестно! А на кого? На олигархов. Трудовой народ - пособник олигархов. Он с ними со-труд-ни-ча-ет. В отличие от нас, честных паразитов… А кто такой олигарх? Хищник. Вот скажи, что для тебя лучше, Ефимыч, хищник или паразит? С кем бы ты предпочел столкнуться на узкой тропинке: с разъяренным клопом или с разъяренным тигром?
Последним своим нетрезвым сравнением я, надо полагать, добил собеседника вконец. Вряд ли он уловил извилистый ход моей мысли, но, судя по всему, это-то и показалось ему особенно обидным. Ефимыч встал с каменным лицом. Ни слова не говоря, закупорил коньяк и вернул его в сумку. Туда же отправилась не вскрытая еще вакуумная упаковка семги.
– Не думал я, что вы… - голос его дрогнул, - такой…
Ничего более не прибавил и прошествовал к выходу.
– Иди-иди… - глумливо дослал я ему в оскорбленно выпрямленную спину.
– Труженик! Ниспококл… Низко-пок-лон-ствуй дальше перед своими буржуинами! Чичероне! Вот погоди, весь мир насилья мы разрушим… Как там в Библии?..
Гулко лязгнула железная дверь.
Ай-яй-яй, как стыдно! Совсем пить разучился. С трех рюмок погнать коммунистическую пропаганду! Или с четырех? Да, кажется, с четырех. Четвертую я наливал собственноручно. А там, глядишь, и пятая набежала…
До девяносто первого года я, помнится, в таких случаях гнал исключительно антисоветчину. Что ж, иные времена - иная ересь.
Съел горсть оливок и хмуро задумался.
Общество… Вечно оно пытается извлечь из меня какую-то пользу. Ну какая от меня может быть польза? Один вред.
Нет, я, понятно, всячески сопротивляюсь подобным поползновениям. И этот поединок
Кстати, мне есть чем гордиться. Подумайте сами: на стороне противника военкоматы, милиция, наложка, а на моей - я один, и то не всегда. Конечно, при таком неравенстве сил обществу время от времени удается со мной сладить, но и в этом случае оно, видите ли, недовольно. Ему недостаточно меня изнасиловать, ему надо, чтобы я отдавался с любовью. С какой радости?
Оно утверждает, будто правота на его стороне. Я же утверждаю, что на моей. Как говорят в детском садике: «А чо оно первое?! Я его трогал?!»
А тут еще эти самозабвенные придурки вроде Ефимыча. Хотя такие ли уж они самозабвенные? Иногда мне кажется, что любой человек по сути своей шпион, внедривший себя в человечество. Вы не поверите, но иной раз хочется посадить гада на привинченный к полу табурет, направить в глаза лампу и допросить с пристрастием: «На кого работаете?» - «На общество!» - «А подумать?» - «На общество!» - «А иголки под ногти?» - «На общество!!!»
На какое на общество? На себя ты, вражина, работаешь, на себя…
С этой глубокой мыслью я и заснул.
Разбудил меня все тот же Рудольф Ефимыч. Каким образом он вновь проник в квартиру, загадки не составляло: без ключа дверь запиралась только изнутри. А я ее, понятно, не запер. Судя по тому, что за окном помаленьку смеркалось, с момента нашего расставания прошло как минимум два часа. Ополовиненная бутылка коньяка вновь расположилась на столе, а семга была лишена упаковки и даже нарезана. Сам чичероне сидел на стуле, деликатно покашливая и похлопывая себя по коленям.
«Мирись, мирись, мирись и больше не дерись…»
– А?
– сказал я спросонья.
– Я ведь чего шел-то?
– пряча глаза, напомнил он.
– Дело у меня к вам.
Да, верно. До дела у нас так и не дошло. Я сел на раскладном своем ложе, протер глаза.
– Ну, - буркнул я.
– И в чем оно состоит?
– Только имейте в виду, - предупредил Ефимыч.
– Я - простой работяга. Я попросту.
«О Господи!
– подумал я.
– Снова здорово! Как его голоса терпят?»
– Вот вы безработный, - сказал он.
– И жить вам не на что.
Я помял виски, поморщился. Ефимыч истолковал мое движение не совсем правильно и шустро наполнил стопки.
– А я, как в детстве учили… Языком болтать не умею…
– Только руками, - сипло подсказал я.
– Да, - сказал Ефимыч.
– Только руками. Вот у вас - получается… Иной раз так слово вывернете, что… - он пожевал губами, -…даже в голову не придет!
– Принял коньячку, замолчал, выжидательно на меня взглядывая.
– Ну так как?
– Что «как»?
– Ну не могу я больше!
– взмолился он.
– Они ж меня о таком спрашивают, что с ума сойдешь! Начнешь отвечать - люди шарахаются. Как от чумного какого. А вы безработный…