Чингисхан-3. Солдаты неудачи
Шрифт:
– Вы слыхали, хатун — шаман Теб-Тенгри сказал: ни одно решение хан не волен принимать, не посоветовавшись с тем, кто провидит волю Вечного Синего неба…
– Говорят, когда Темуге-отчигин явился к Теб-Тенгри, чтобы вернуть свое, с него сняли шапку, поставили на колени и шаман заставил его просить прощения за глупость его старшего брата, Чингисхана, который не сумел вразумить Темуге…
– Быть может, Теб-Тенгри хочет удалить от нашего повелителя всех братьев и родню, чтобы занять их места и быть толковым советчиком?
– А может, шаман сам решил сделаться великим ханом?
– Если на то будет
Слушая эти разговоры, Оэлун темнела лицом. Руки ее тряслись. А по степи мимо ставки Чингисхана ползли кибитки, ехали конные, шли пешие — люди собирались к синей юрте шамана, как ручьи стекают с гор в озеро.
Каждый день Теб-Тенгри устраивал для вновь прибывших большие камлания. Нарядившись в шкуры, вывернутые мехом наружу, он стучал в бубен, вертелся волчком, прыгал через огонь огромного костра, разложенного на открытом месте, и пламя не причиняло ему никакого вреда.
Шаман предсказывал будущее, врачевал, вызывал души ушедших на небесные луга предков и давал людям возможность поговорить с ними. После камлания он говорил с теми, кто попал в затруднительные обстоятельства или стал жертвой чьей-то хитрости. Теб-Тенгри судил монголов, будто бы он являлся верховным ханом. Люди дивились, но никто не осмелился роптать — шаман мог наложить проклятие на весь род смутьяна.
Темуге-отчигин после унижения, которому он подвергся в синей юрте, к старшему брату больше не ездил. Теб-Тенгри так обернул дело, что во всех бедах Темуге оказался виноват Чингисхан.
Сам владыка монголов тем временем окончательно уверился, что Хасар замышлял свергнуть его с золотого престола и стать верховным ханом. Накануне праздника Надом, именуемого еще «тремя играми мужей», он в очередной раз велел привести брата и гневно закричал, сжимая в руках деревянную палку:
– Ты не брат мне больше, Хасар! К тому, кто таит злобу и готов подсечь задние ноги лошади, нельзя поворачиваться спиной!
И тут в юрту Чингисхана вошла Оэлун. Увидев своих сыновей — одного связанного, а второго с палкой в руках, старая женщина упала на колени. Распахнув дели [3] , она вытащила сморщенные груди и закричала, сверкая глазами:
3
Дели — халат с косой застежкой, национальная монгольская одежда. Дели носили и мужчины, и женщины
– Видите?! Вот груди, что сосали вы! Ты, Темуджин, опорожнял полную. А Хасару и двух было мало. Не за это ли ты сейчас занес над ним палку? А где Темуге? Ему с Хачиун хватало полгруди. Неужто поэтому он и прячется, питая злобу к вам, сыновья мои?
Чингисхан потупился. Палка выскользнула из рук, упала в тлеющий очаг. Оэлун запахнула дели, подошла к Хасару и развязала его.
– Ветер ломает одинокое дерево, но не может согнуть рощу, — сказала она.
Хасар обнял мать. Чингисхан сел к ним спиной. Так прошло около часа. В юрте стало многолюдно — сюда явились жены Чингисхана, главы родов и племен, присягнувших ему на верность, военачальники и нукеры. Слуги разносили кувшины с кумысом и блюда с лепешками, угощая гостей.
Последним на праздник приехал Темуге. Он вошел в ханскую юрту и сел у входа, давая понять,
– Государь мой Чингисхан! — зазвенел голос Борте. — Разве ослеп ты? Разве оглох? Ты на грани гибели, на краю бездны. Кто вырастит малюток моих, кто заступится за них, если падешь ты в эту бездну, подобно подрубленному стволу дерева? Синяя змея свила себе гнездо на твоих землях, государь. Она перессорила тебя и братьев твоих. Завтра подует ветер — и вас не станет. Зачем тогда жить мне?
Чингисхан молчал, все ниже и ниже склоняя голову на грудь. Темуге встал, прошел на середину юрты, туда, где стояли Оэлун и Хасар. Откинув занавеску на входе, вбежал стражник-турхауд:
– Повелитель, шаман Теб-Тенгри едет на праздник!
Чингисхан выпрямился. Тяжелым взглядом обвел всех собравшихся и обратился к Борте.
– Слова твои снова оживили меня, Борте-хатун. Вечное Синее небо не оставило нас.
Резко повернувшись к братьям и матери, Чингисхан махнул рукой и процедил сквозь зубы:
– Теб-Тенгри сейчас явится. Разрешаю поступить с ним по вашему усмотрению.
Хасар кивнул и выбежал прочь, увлекая за собой трех воинов.
За войлочными стенами ханской юрты завыли трубы, зазвенели колокольчики, но все звуки перекрыли глухие удары бубна. Минуту спустя шаман, сопровождаемый восемнадцатью здоровяками-борцами, вошел и двинулся к ханскому престолу, сиявшему чистым золотом у дальней стены. Все расступались перед ним, пока процессия не дошла до Темуге.
– Ты обманул меня, колдун, — крикнул он, схватил шамана за грудки и потащил обратно на улицу, приговаривая: — Давай-ка попытаем жребий, давай поборемся, как положено мужчинам в праздник Надом.
Борцы, что прибыли с Теб-Тенгри, попытались вступиться за своего господина, но турхауды обступили их, выхватив мечи.
– Ваш черед бороться придет позже, — с улыбкой сказал им Боорчу, поигрывая шипастой булавой.
Трое нукеров и Хасар поджидали шамана. Когда Темуге выволок его из юрты, все они набросились на Теб-Тенгри, заткнули ему рот клубком шерсти, подняли извивающееся тело и начали гнуть его, подобно луку, до тех пор, пока позвоночник шамана не сломался с громким треском.
Бросив тело у коновязи, братья Чингисхана вернулись в юрту.
– Теб-Тенгри оказался другом на час, — усмехнулся Темуге. — Теперь притворяется спящим, чтобы не бороться со мной.
Чингисхан все понял и кивнул брату. Оэлун просияла — угрожавшей ее детям опасности не стало. Труп шамана увезли в его синюю юрту. Дверь и дымовое отверстие закрыли железными заслонками. Вокруг по приказу Чингисхана встали в круглосуточный караул турхауды.
Праздник Надом продолжался своим чередом. Тысячи багатуров со всей степи боролись на круглых площадках у ханской юрты. Тысячи стрелков пускали стрелы в долине, на берегу реки. Тысячи наездников участвовали в скачках, стремясь первыми прийти к шесту с красным бунчуком наверху. Все они хотели получить награды — барана, позолоченный колчан и лук, саврасового жеребца и милость Чингисхана. Но никто из них не отважился вступить в единоборство с Темуге-отчигином, человеком, который одолел самого верховного шамана.