Чингисхан: Покоритель Вселенной
Шрифт:
Одного в живот бодая, А другого под ребро.
И почему вы не возвели в ханы моего друга Темучжина в ту пору, когда мы были с ним неразлучны? С каким умыслом поставили его в ханство теперь? Блюдите же теперь, Алтай и Хучар, данное вами слово крепко! Да получше служите другу моему, анде моему!
В этом призыве отчетливо слышится ирония, а в ней — пророчество. Впрочем, чтобы предвидеть, что согласия между Темучжином и «принцами крови», сделавшими его царем, не могло быть долговечным, не обязательно быть пророком.
Но еще до распада этого союза между Чжамухой и Темучжином разразился
Пленных сварили в семидесяти котлах
Корректность взаимоотношений, поддерживаемых Чжамухой с Темучжином перед его избранием, указывает на то, что эти два человека, несмотря на распад их союза, все еще друг друга щадили. Непоправимое произошло из-за вмешательства таких третьестепенных лиц, как, с одной стороны, Тайчара, младшего брата Чжамухи, и с другой — джалаира Джучи-Дармала, вассала Чингисхана.
Тайчарово стойбище находилось у истоков Олегая, под горой Джалама, что в верховьях Керулена.
Джучи-Дармала кочевал по степи Саари-кеер.
Тайчар угнал у Джучи табун лошадей. На поиски пропажи тот отправился один (поехать с ним у его людей смелости не хватило).
Итак, один степной мародер напал на другого.
Почти лежа на шее коня, темной ночью человек двинулся в путь. Он остановился неподалеку от вражеского стана и затаился в ожидании конокрада. Просвистела стрела, и Тайчар упал с перебитым позвоночником. Джучи-Дармала отогнал свой табун домой.
Это уже была война. Решив отомстить за смерть брата, Чжамуха созвал людей своего племени и их конфедератов (таким образом он собрал около тридцати тысяч воинов) и отправился через перевал Алаут-тархаут, намереваясь совершить внезапное нападение на Чингисхана.
В ту пору Чингисово стойбище находилось под горой Гурельгу. Численность его людей, разбитых на 30 групп юрт и кибиток, тоже равнялась тридцати тысячам душ. К счастью для Темучжина, о приближении противника его своевременно известили два монгола из племени икересов по имени Мулке-тотах и Боролдай.
Сшибка произошла близ Далан-бальчжиут (Семьдесят болот); специалисты по Монголии считают, что эта болотистая зона находится у истоков Онона.
Потерпев поражение, Чингисхан отступил к Цзеренову ущелью, также находящемуся в бассейне реки Онон.
Преследовать Чингиса Чжамуха не осмелился, зато самым свирепым образом отыгрался на его сторонниках, вождях племени чонос, оказавшихся у него в плену: перед уходом на свое стойбище Чжамаха приказал сварить их в семидесяти котлах — так казнили в эпоху «сражающихся царств» в Древнем Китае.
Чоносский вождь Чахаан-ува во время дележа племен одним из первых примкнул к Темучжину, тем самым он навлек на себя особенное недовольство Чжамухи, и теперь экс-анда отрубил ему голову и уволок ее, привязав к конскому хвосту.
Поздние персидские предания, сохраняя лишь смутное воспоминание обо всех тех ужасах, перепутали и факты и поступки действующих лиц и уверяли, будто в сражении у Семидесяти болот Чингисхан одержал победу и что именно по его велению побежденных бросили живыми в 70 роковых котлов. В действительности, все эти подвиги бесполезной жестокости должны быть записаны на счет Чжамухи, именно они и восстановили против него общественное мнение и дали Темучжину новых ценных союзников, чего он не сумел бы обеспечить
Тогда же к Чингису возвратился старый друг его отца, Мунлик. Это возвращение значило многое. Мунлик выразил Темучжину полное удовлетворение его избранием, хотя в его словах имелась немалая доля иронии.
Как мы помним, именно ему Есугай-баатур на смертном одре поручил доставить в дом матери будущего хана Великой степи. Однако, не оправдав доверия и пренебрегши ролью опекуна, Мунлик покинул и ребенка, и его мать, чем обрек их на нищету и страдания. Во время разрыва между Чингисханом и Чжамухой он некоторое время был рядом с последним. Однако в конце концов возвратился в клан борджигинов вместе со своими семью сыновьями. Этот поступок, совершенный человеком осмотрительным, показывает, что фортуна явно повернулась к Темучжину лицом.
Герой, умевший забывать справедливые обиды, когда того требовали политические интересы, устроил в честь своих союзников и старых товарищей пир в лесу близ Онона.
Рост числа примкнувших к Чингисхану доказывает лишь то единственное, что он оказался тем сильным человеком, которого предпочитают иметь в покровителях, а не во врагах. А также — как ни покажется странным! — то, что его власть не только несла с собой порядок, но и отличалась умеренностью, своеобразной моралью и, я чуть было не написал, «человечностью», то есть обладала всеми теми свойствами, которые отсутствовали у его противников.
Когда оголодавшие роды, метавшиеся между Чингисом и другими вождями, просили нового хана допустить к очередной крупной охоте (а жизнь кочевника всегда была поделена между обжорством и голодом), он их милостиво к ней допускал и при разделе добычи неизменно давал больше, чем они убивали.
Эта щедрость, разумеется, носила чисто политический характер и преследовала только одну цель: создание популярности среди племен и, следовательно, увеличение числа вассалов. И она ее достигала. От племени к племени полетели рассказы, в которых сравнивались исключительная честность и щедрость молодого хана, его представления — одновременно твердые и либеральные — о власти с деспотизмом и неуравновешенностью других претендентов на ханство.
— Господин Темучжин снимет с себя платье и отдаст тебе. Он слезет с коня и предложит его тебе же. Вот тот, кто воистину умеет править страной, кормить своих воинов и содержать дом в порядке! — говорили степняки, сидя вечерами в своих войлочных юртах. Так появились рядом с Чингисханом те преданные люди, которые показали все, на что были способны, когда пробил час великих испытаний.
Стычка после пира
Если новая власть импонировала племенам своею справедливостью и мудростью, то сам властитель рассчитывал на их безоговорочное послушание. Как мы уже знаем, избирая Темучжина, монгольские князья искали в нем лишь начальника вооруженных сил конфедерации, вдобавок достаточно сговорчивого. Очень скоро они увидели, что ошиблись.