Чингисхан. Демон Востока
Шрифт:
— Чего хотела? — спросил Эйрих, наконец-то развернувший пергамент.
— Когда мы пойдём в поход на Равенну? — задала сестра вопрос.
— Нескоро, — вздохнул Эйрих. — Надо уладить все дела с этим городом, а затем принудить остальные города к сдаче. Если хочешь, можешь пойти со мной на осаду Патавия — Сенат, со дня на день, сформулирует мнение по этому вопросу.
— Хочу! — загорелась Эрелиева и с удовольствием вскочила со стула. — Когда?
— Я же сказал — как только Сенат решит, — ответил на это Эйрих. — У тебя всё? А то у меня так много работы, что даже поесть не успеваю…
— Мама беспокоится, — произнесла Эрелиева. — Говорит, что ты слишком много времени проводишь в этих делах, а домой приходишь хмурым и уставшим.
— Дела державные, — развёл руками Эйрих. — Если
— Сегодня на ужин придёшь? — спросила сестра.
— Скорее всего, нет, — вздохнул Эйрих. — Пойду к сенатору Дропанею, он собирает у себя коллегию по делам малых родов, будем обсуждать политическое положение ругов, аланов и смешанных триб. Там поем.
— Хорошо, — огорчённо опустила взгляд Эрелиева. — Тогда я пойду.
— Завтра увидимся.
Сестра ушла, а Эйрих приступил к работе.
Важный момент — земля не будет общественной или данной в аренду. Это будет частная собственность, отчуждаемая только в соответствии с земельным законом, который им только предстоит написать. Парой-тройкой мандатов тут не обойдёшься, потому что уж больно ёмкий вопрос, поэтому Эйрих собирался подбить сенаторов всерьёз засесть за написанием полноценной серии эдиктов, сразу кодифицированных как единое земельное право готского народа. Уже все поняли, что разумнее охватывать весь вопрос сразу, а не действовать как старые римляне, которые решали возникающие подвопросы по мере их поступления. Лучше сразу предусмотреть всё, после чего вносить правки в уже готовые законы, чем спешно рожать новые эдикты, вносящие хаос и сумятицу в установленную очерёдность сенатских заседаний. Уже ученные.
— Так-так-так… — Эйрих вчитался в эдикт, регламентирующий права перегринов в регионе X «Венетия и Истрия». — Ох, сыть шакала, нет уже давно никаких перегринов…
Отложив эдикт Аврелиана, Эйрих с удовольствием приступил к изучению следующей подборки пергаментов, касающейся указов местного курульного совета. К счастью для Эйриха, эти римляне не особо заморачивались с изданием локальных законов, потому что им позволялось очень мало и всё, что им было позволено, они уже регламентировали. Власть местного самоуправления была сравнительно мала, даже на фоне готского деревенского старейшины.
За вдумчивым изучением пергаментов, прошли часы. И для Эйриха стал неожиданным деликатный стук.
— Кто там ещё? — недовольно спросил он.
— Это я, господин, — донёсся из-за двери голос Виссариона. — Твоё поручение выполнено, и я готов приступить к работе.
— Что, уже полдень?! — воскликнул Эйрих. — Сейчас выйду!
Он вышел из-за стола и чуть не опрокинул чернильницу.
— Сучья ты… — процедил он, перехватывая опасно накренившийся сосуд.
Он вышел в коридор, увидел Виссариона, опасливо ожидающего от него какой-то негативной реакции — как опытный раб, он отлично улавливал смены настроения хозяев и прекрасно понял, что Эйрих сейчас не в духе.
— Поскорее бы на войну… — вздохнул проконсул. — Ладно, идём.
Они прошли в конец коридора и без стука вошли в табуларий, где в поте лиц трудились Хрисанф и Ликург. Они разбирали гору документации, оставшейся от римлян, а Ликург параллельно цитировал на память речь Цицерона «Против Катилины».
—… Теперь, отцы-сенаторы, дабы я мог решительно отвести от себя почти справедливую, надо сказать, жалобу отчизны, прошу вас внимательно выслушать меня с тем, чтобы мои слова глубоко запали вам в душу и в сознание… — вдохновенно вещал Ликург, одновременно бегло читая содержимое пергамента в его руках.
— Как успехи? — спросил Эйрих.
— Отлично, господин! — первым среагировал Хрисанф, до этого внимательно слушавший раба-философа. — Нашли ровно тридцать эдиктов Октавиана Августа, в отличной сохранности — видно, что копиям не более сорока лет!
— Это не отлично, это великолепно! — заулыбался Эйрих. — Разместить на стеллажах в моём кабинете.
— Всенепременно, господин, — степенно поклонился грек.
— Ещё что-то? — поинтересовался Эйрих.
— Из Гракхов, к сожалению, ничего не нашли, — с сожалением вздохнул Хрисанф. — Но зато обнаружили критическую заметку от некоего патриция Публия Фаворина, как раз в общем к аграрной реформе Гая Семпрония Гракха.
— На мой стеллаж, — решил Эйрих. — Ищите тщательно! Прежде чем выступать перед Сенатом, мне нужно написать речь и будет совсем замечательно, если я буду ссылаться не на жалкие списки, а на настоящую копию и цитаты! Проклятье, как же жаль, что не изобрели ещё способа, избавляющего нас от необходимости изыскивать жалкие обрывки ценных сведений по всему свету! Как преобразилось бы наше общество, будь у нас что-то такое! Возможно, мы бы рывком встали на следующую ступень развития! Эх, мечты-мечты…
— Господин, могу присоединяться? — спросил Виссарион.
— Заменишь их до заката Солнца, — покачал головой Эйрих. — Они с рассвета тут.
— Да мы можем… — начал было Ликург.
— Внимательность падает, можете ненароком пропустить что-то особо ценное, — покачал головой Эйрих. — А ещё это приказ.
— Слушаюсь, господин, — поклонился раб.
— Виссарион, приступай к работе, — приказал Эйрих. — А вы двое — отдыхайте три часа, после чего в дом к моим родителям, помогите моей матери по хозяйству.
Раздав указания, Эйрих пошёл в свой кабинет, но уже в коридоре увидел вереницу просителей и жалобщиков. Он застыл на месте. Бежать уже поздно, его увидели…
— Проконсул, как хорошо, что ты уже здесь! — широко заулыбался сенатор Сигумир, явив всем присутствующим причину получения прозвища Беззубый. — А у меня жалоба, как раз…
Примечания:
1 — Колонат — позднелатинское colonatus, от латинского colonus — земледелец — это особый тип земельных отношений, возникший в поздней Римской империи в эпоху домината. Как ты уже знаешь, император Диоклетиан, верно считавший негативные тенденции в западной части всё ещё единой империи, начал подключать прогнозирование и понял, что при сохранении этих тенденций всё покатится к чертям в ледяной ад. Земледелие катилось в пропасть, магнаты-латифундисты уже не могли давать прежние объёмы зерна, мастера и иные ремесленники валят на восток, как и всё ещё существующие в следовых количествах малые и средние землевладельцы, самостоятельно обрабатывающие землю. Последним было даже выгоднее продать землю охочим до этого дела латифундистам, после чего свалить в Анатолию или даже в Египет, чтобы загорать на берегах Александрии на вырученные деньги, а дальше не расти трава. А сами латифундисты начали постепенно осознавать выгоду обработки земли с помощью наёмных свободных людей, потому что рабы поступают нерегулярно, стоят дорого и дохнут-с, сволочи, как мухи. Диоклетиан воспользовался нарождающимся колонатом с истинно византийской хитростью, потому что ввёл перепись населения и подушные налоги. Это фактически прикрепило колонов к земле, потому что им было лучше оставаться на той земле, где их зарегистрировали, а то императорским фискалам может показаться, что колон пытается уклониться от налогов, что чревато летальными последствиями. Диоклетиан эту систему не изобретал, хотя некоторые пишут, что он прямо-таки создал протофеодализм, но он воспользовался уже самостоятельно зародившейся ситуацией и фактически прикрепил будущих сервов к земле, создав отечественный аналог крепостного права прямо в Римской империи. Механизм колоната, естественным путём возникший на территориях магнатов-латифундистов, выглядел следующим образом: землю дробили на множество парцелл, после чего выделяли эти парцеллы свободным земледельцам, которые её обрабатывали и «плотили нолог импиратору» и арендную плату латифундисту. Положение этих крестьян, как ни посмотри, уязвимое, поэтому никто не удивился потом, что в варварских королевствах система успешно сохранилась и превратила колонов в сервов, которых вообще можно ни о чём не спрашивать. Злоупотребления (а чо эти сиволапые сделают?!) были уже во времена Диоклетиана, а дальше становилось только хуже и хуже…