Чингисхан. Книга 1. Повелитель страха
Шрифт:
— Пойдем ко мне в юрту, сынок, — улыбаясь, ответил счастливый отец и крикнул столпившимся унгиратам: — Позовите Борте. И готовьте свадебное угощение!
Но девушка, словно почувствовав, сама явилась к жилищу нойона. Когда она и Темуджин увидели друг друга, оба растерялись. Не отрывая глаз, они вошли в юрту и сели рядом. Дэй-сечен налил гостю кумыса, жены выложили на блюда угощения. Однако сын Есугея ничего этого не заметил. Он разглядывал свою невесту, а она смотрела на него.
Темуджин сильно изменился. Дэй-сечен заметил, как он стал походить на отца. Та же стать, те же волосы, властные
Жених и невеста не расставались до самого вечера. Свадьба шла своим чередом, песни сменялись плясками, пенился в чашах кумыс, мясо молодого бычка, заколотого по такому поводу, исходило в котлах ароматным паром. Довольные гости с трудом отваливались на лежанки и весело улыбались жирными губами — праздник удался на славу.
Дэй-сечен пожаловал зятю длиннополую соболью шубу — ханский подарок, который, однако, не вверг нойона в убыток. Прошлой зимой унгиратским охотникам повезло добыть много пушного зверя в отрогах Баргузина. Шкурок в курени хватило бы не на одну сотню шуб.
Только молодые почти ничего не ели и не пили. Они по-прежнему не могли оторвать друг от друга глаз. Дэй-сечен даже обиделся на Темуджина и велел принести для него бычий рог с архой — что это за свадьба, где жених не напьется допьяна?
Во славу Вечного Синего неба Темуджин осушил рог — и рухнул на ковер без чувств.
— Вот это и называется уважать старших! — довольно засмеялся Дэй-сечен. Он велел унести жениха в отдельную юрту и уложить спать.
Когда на небе высыпали звезды, курень затих, лишь собаки по укромным углам с рычанием грызли кости да всхрапывали стреноженные лошади. Никто не видел, как Борте серой тенью проскользнула к юрте, где спал Темуджин. Девушка отвела полог, нашарила ногу жениха и крепко сжала его большой палец.
— А? Кто тревожит меня? — громким спросонья голосом спросил Темуджин.
— Тихо, — одними губами ответила Борте. — Иди за мной.
Они вышли из куреня и поднялись на поросший ковылем курган. Легкий ночной ветерок пробегал по шелковой травяной гриве, бездонное звездное небо висело над головами Темуджина и Борте. Девушка легла на спину и сказала чуть слышно:
— Ты муж мой. Люби меня, как должно мужу любить жену свою.
…Взошедшая Луна высеребрила степь. Ночные птицы перекликались в кустах у реки. Темуджин посмотрел на звезды и расслабленно улыбаясь, сказал Борте:
— Смотри, вон та яркая звездочка — Цолмон. Когда у нас родится сын, я дам ему это имя. Мы будем жить в новой юрте спокойной, мирной жизнью, у нас будет вдосталь овец, коней и верблюдов. Приплод мы станем продавать и я куплю у торговцев для тебя шелковый халат и жемчужное ожерелье…
— Что?! — пораженно воскликнула Борте, вскакивая на ноги. Она так разгневалась, что даже не запахнула одежду. — О каких торговцах ты говоришь? Ты, сын Есугея-багатура?! Если у нас родится сын, имя его будет Джучи, что значит «Нежданный», потому что только нежданно рождаются дети в тяжелую годину. Я отдалась тебе, нарушив обычай, до приезда в юрту твоей
Борте легко взбежала на самую вершину кургана. Темуджин нехотя поплелся за нею.
— На юге татары и Алтан-хан, на севере баргуты, с запада нам угрожают меркиты и найманы, — девушка широко обвела рукой ночную темень. — Восток населен кровожадными джурдженями. Монголы в кольце врагов. Лишь кераиты не желают нашей гибели, но они сами ведут войну с найманами и не помогут нам. И в такое время ты помышляешь о спокойной, мирной жизни?! Неужели я ошиблась в тебе, Темуджин?
Потрясенный той страстью, с которой говорила Борте, ее жених молчал.
— Ковер судьбы уже соткан, Темуджин, — смягчившись, произнесла девушка, указывая на серебристую лунную дорожку, легшую на ковыли у самых ее ног. — Нужно только отважится ступить на него. Вот моя рука — давай же. Я знаю, если ты не будешь оглядываться назад, то сумеешь стать тем, кем должен — великим ханом всех монголов, спасителем и охранителем нашего народа. А я займу при тебе достойное меня место старшей жены. Темуджин, надо всего лишь сделать шаг! Смотри, ковер судьбы уже у меня под ногами!
Пока она говорила, разные мысли возникали и гасли в голове Темуджина, точно искры. Но последние слова Борте заставили его отринуть сомнения. Крепко стиснув в руке Волка, он ступил в полосу лунного света, взял Борте за руку и облегченно сказал:
— Теперь мои глаза видят ясно. Теперь сердце мое бьется ровно. Завтра я отвезу тебя к моей матери, а потом отправлюсь к побратиму отца, кераитскому Ван-хану Тоорилу. Начинать надо с малого. Я подарю ему соболью шубу, и анда Есугея не откажет в просьбе о помощи его сыну. Он даст мне нукеров, я убью Таргитай-Кирилтуха и верну наш улус!
За дверью слышатся шаги, в замке скрежещет ключ. Ну, слава богу, хоть какое-то разнообразие! Сейчас посмотрим, кого там принесло по мою душу…
Дверь распахивается. На пороге стоит замполит Сухов с табуреткой в руках.
— Ну что, арестантская твоя физиономия, сидишь за решеткой в темнице сырой? — весело задает он риторический, в общем-то, вопрос.
Отвечаю, стараясь подладится под его тон:
— Нету здесь решеток, товарищ капитан.
— Конечно. Потому что это не тюрьма, Артем, — посерьезнев, соглашается он, заходит, прикрывает дверь, ставит табуретку посреди камеры, садится, расстегивает китель.
— Все спят. Караулы проверены. Дежурный по штабу слушает «Голос Америки» и думает, что никто этого не знает, — усмехаясь, говорит Сухов. — А мне вот не спится. Знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что мой солдат ударил своего командира, вышестоящее начальство. Что это значит?
— Что?
— Это значит, что я плохо работаю. Это моя вина и мое упущение. Упустил я тебя, Артем Новиков.
Я хмыкаю. Пьяный он, что ли? На фига мне эти откровения? На фига мне лекции о моем моральном облике и поведении? Сделанного, все одно, не исправить. А «посыпание головы пеплумом», как любил выражаться Витек Галимов, не поможет ни мне, ни замполиту.