Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха.
Шрифт:
— Конечно, господин.
— Сколько тебе нужно на это времени?
— Нисколько, господин, — Звездочет запрокинул голову и бросил взгляд на сияющие в ночной бездне звезды. — Я все вижу. Твой сын пройдет через множество испытаний, но лишь укрепит его характер и закалит волю. Он станет не просто великим, а величайшим человеком на земле. Так говорят звезды.
— Посмел бы ты сказать что-нибудь другое! — пьяно ухмыльнулся Есугей и толкнул Звездочета в бок. — Ну, а что предрекают звезды мне?
— Увы, господин… Ты не сумеешь свершить задуманного
Слова Звездочета услышали все. Воцарилась тишина.
— Он лжет! — завопила одна из жен Амбагая, старая, желчная Орбай. — Убей его, о Есугей-багатур! Во славу Вечного Синего неба — убей!
— Тихо, Орбай-гуай! — оборвал старуху Есугей. Он поднялся на ноги и обратился к остальным: — Эй, люди, а почему никто не пьет и не ест? Этот человек — мой гость. Его слова обращены ко мне. Негоже вам слушать их. У меня родился сын! Слава ему! Ху-урра!
— Ху-урра! — дружно гаркнули монголы. Пиршество возобновилось с новой силой.
Есугей вернулся на место, внимательно посмотрел на побледневшего киданя.
— Продолжай.
— Я все сказал, господин. Поверь, моей вины тут нет. Звезды безучастны. Их воля не поддается нашим желаниям.
— Ты боишься меня, — глядя в глаза Звездочета, сказал Есугей. — Это плохо.
— Почему, господин?
— Меня боятся только враги.
— Я — не враг тебе, — опустив взгляд, произнес Звездочет.
— Меня боятся только враги, — с сожалением повторил Есугей. — Но я не убью тебя. Сегодня великий день. Благодари моего сына. Но не задерживайся, скоро утро и кто знает, какие мысли придут мне в голову, когда взойдет солнце. Бери лошадь — и прощай!
Звездочет поднялся, низко поклонился Есугею и молча оседлал коня. Нукеры расступились и он ускакал в сумеречную степь.
— Еще архи! — крикнул Есугей, глядя вслед Звездочету, и требовательно протянул чашу. — Я желаю напиться пьяным и уснуть у порога моей юрты! Сегодня великий день! Ху-урра!
С трудом дожидаюсь окончания лекции. Все лицо горит, в голове звон, ноги ватные. Сегодняшнее погружение в историю далось мне трудно. Ковылю в туалет, умываюсь холодной водой. Смотрю на себя в зеркало. Что-то не так. Вроде и нос, и рот, и уши на месте, волосы, прическа как у Ринго Старра, моя тайная гордость; но взгляд стал каким-то другим. Точно, взгляд! Точнее, глаза.
Они поменяли цвет!
С рождения я был кареглазым. На эту тему всегда завидовал Витьку — у него глаза были голубыми-голубыми, точно нарисованными акварелью. Мне тоже хотелось такие, но изменить ничего было нельзя.
Приближаю лицо к зеркалу, оттягиваю веко левого глаза. Он из карего стал каким-то желтым, орехового цвета. А правый, наоборот, потемнел и превратился практически в черный. Зрение при этом не изменилось. Вижу я нормально.
Почему-то первое желание, возникшее после увиденного — надеть очки с темными стеклами. Но, во-первых, у нас в Казани такие очки мужики носят только если неудачно на свадьбе погуляли, а во-вторых, мне нравятся мои новые
Радость омрачает только одно — у Есугея-багатура из моего видения тоже были глаза разного цвета. Я не хочу становиться таким, как Есугей. То есть, конечно, хочу, но с трудом представляю, как можно применить его таланты бойца и вождя в наше время. С таким характером, как у потомка Хабул-хана, мне прямая дорога — в преступники.
«Или в армию», — подсказывает внутренний голос.
Хм, армия… Я задумываюсь, но потом гоню от себя эти мысли. В конце концов, я же на самом деле не стал таким, как Есугей.
У меня просто глаза поменяли цвет…
Глава восьмая
Пристальное внимание
Звонок в дверь. Открываю. На пороге стоит Надя — ревет, дрожит вся. Хватаю за руку и затаскиваю в коридор.
— Что случилось?
— Ты меня убьешь.
Вытираю слезы с ее щек.
— Что?
— Или будешь презирать…
Ревет без остановки. Беру за плечи, легко встряхиваю.
— Что случилось?
— У меня Бики был.
— Прекрасно. Свято место пусто не бывает… Чувствую, что кольнуло, но не ранило. Скорее противно.
— У нас ничего не было, клянусь.
Принимаю как можно более равнодушный вид.
— Меня это не касается.
— Клянусь тебе! Он только после дискотеки зашел просто чай пили, правда!
— Ты чего ревешь?
— Ты не будешь меня ненавидеть?
— За что ненавидеть, если у вас ничего не было?
Ревет еще сильней. Значит было. Значит, я не зря почувствовал сегодня утром, не параноил.
— Или ты сейчас же спокойно рассказываешь, что случилось, или иди жалуйся в другое место.
— Я не могу!
Больше всего хочется ее выгнать, но, с другой стороны, как бы там ни было, она мне не чужая. Завожу на кухню, ставлю чайник на огонь.
Бики знаю давно и он никогда мне не нравился. На то были свои причины. Первая и главная — он тоже был в нашей сборной, и не просто «был», а делил со мной первое почетное место. Разница между нами была только в том, что Маратыча он раздражал, а вот ко мне старый тренер явно благоволил. Но поначалу на тренировках не было ни дня, чтобы Бики меня не подколол. «Глаз — алмаз», — говорил он мне, намекая на то, что стреляет точнее. Потом Маратыч сделал так, чтобы мы не пересекались и я только по слухам от других ребят узнавал про успехи своего главного соперника. Второй же причиной была Надя. Бики вился вокруг нее и так и эдак. Родители по заграницам мотаются, квартира пустая, модных шмоток навалом, плюс импортный фотоаппарат… У бедной Надюхи ехала крыша, но так уж повелось, что любила она меня. И тут, уж не знаю, то ли со страху, а может и правда хоть капля благородства в этом парне была, но после разговора со мной он от Надюхи отстал и больше я его не видел, если не считать тех редких случаев, когда мы, как сегодня утром, пересекались в курилке.