Чингисхан. Пенталогия

Иггульден Конн

К Лю Чжану подбежал один из стражников, охраняющих ворота в казармы. Неужели начались волнения?

— Господин, там какой-то человек хочет поговорить с вами. Я хотел отправить его домой, но он дал мне этот знак и сказал, что вы согласитесь встретиться с ним.

Лю Чжан бросил взгляд на обломок синей раковины с личным клеймом Чена И. Только встречи с главарем тонга сейчас и не хватает! Но повозки уже загрузили, войско строилось у ворот, и командир гарнизона, чувствуя вину, кивнул стражнику.

— Впусти его через маленькую дверь и проследи, чтобы за ним не было хвоста.

Стражник

поспешил прочь, а Лю Чжан остался наедине со своими мыслями. Чен И тоже погибнет вместе с остальными, и никто не узнает о его соглашении с командиром императорских воинов, существовавшем много лет. Соглашение было выгодно обоим, однако Лю Чжан нисколько не жалел, что наконец отделается от коротышки. Стражник вернулся с главарем Синего тонга, и Лю Чжан постарался отогнать усталость — с Ченом И лучше держать ухо востро.

— Ничем не могу тебе помочь, Чен И, — начал военачальник, велев стражнику идти к воротам. — Мне приказали вывести воинов из Баотоу и присоединиться к остальным войскам у Яньцзина.

Чен И пристально смотрел на него, и Лю Чжан заметил, что коротышка вооружен — на его бедре висел меч. По правилам посетителям полагалось оставлять оружие у ворот, но сегодня было не до правил.

— А я думал, что ты солжешь, — произнес Чен И. — Скажешь, что отправляетесь на учения. Конечно, я бы тебе не поверил.

— Тебе, наверное, самому первому сообщили, — ответил Лю Чжан, пожав плечами. — Я только выполняю приказ.

— Вы допустите, чтобы Баотоу сожгли? — спросил Чен И. — Много лет вы уверяли, что защитите нас, а теперь, при виде настоящей угрозы, спасаетесь бегством?

Лю Чжан вспыхнул.

— Я всего лишь простой воин, Чен И. Когда мои командиры приказывают мне идти, я подчиняюсь. Извини.

Лицо Чена И раскраснелось, то ли от злости, то ли от того, что он слишком быстро прибежал к казармам — сказать было трудно. Он пристально посмотрел на Лю Чжана, и тот не выдержал, отвел взгляд.

— Вижу, ты разрешил своим людям увезти семьи в безопасное место, — заметил Чен И. — Твои жена и сыновья не пострадают, когда придут монголы.

Лю Чжан отвернулся к колонне из людей и повозок, готовой отправиться в путь по его приказу.

— Разрешив воинам забрать семьи, я превысил свои полномочия, друг мой.

— Не называй человека другом, если оставляешь его на верную гибель, — презрительно фыркнул Чен И, не скрывавший своего гнева. Лю Чжан по-прежнему не мог посмотреть ему в глаза. Чен И продолжал: — Колесо судьбы повернется, Лю Чжан. Твои командиры заплатят за жестокость, а ты — за этот позор.

— Я должен идти, — сказал начальник гарнизона, глядя вдаль. — Ты успеешь вывести жителей из города, если отдашь приказ. Многих еще можно спасти.

— Пожалуй, я так и сделаю, Лю Чжан. Ведь после вашего ухода в городе не останется другой власти, кроме меня.

Они оба знали, что невозможно увести все население Баотоу. Монгольское войско было лишь в двух днях пути от города. Даже если попытаться вывезти людей по реке, в лодках не хватит места для всех. Жителей Баотоу будут убивать на ходу. Лю Чжан представил себе рисовые поля, красные от крови, и протяжно вздохнул. Пора отправляться в путь, он и так задержался.

—

Всего доброго, — пробормотал он, встретившись наконец с Ченом И взглядом.

Непонятно почему, в глазах коротышки сияло торжество. Лю Чжан хотел что-то сказать, но передумал. Он направился к голове колонны, где его ждал слуга с лошадью. Ворота отворились, и первые ряды настороженно замерли, глядя на безмолвную толпу.

Люди стояли вдоль дороги и смотрели. Они оставили проход для императорских воинов, стражников и повозок. Лица жителей искажала ненависть. Лю Чжан отдал приказ арбалетчикам нарочито громко, чтобы устрашить толпу. Молчание угнетало, и Лю Чжан ждал, что горожане с минуты на минуту разразятся оскорблениями. Его воины нервно хватались за мечи и пики, избегали взглядов друзей и знакомых, которые стояли в толпе, глядя на покидающее город войско. Точно такая же сцена повторится у других бараков, а потом три колонны встретятся за городской стеной и двинутся на восток, к Яньцзину и перевалу Барсучья Пасть. Впервые в истории Баотоу останется без защитников.

Чен И смотрел, как колонна стражников направляется к крепостным воротам. Лю Чжан даже не подозревал, сколько человек из Синего тонга находятся в толпе, поддерживая порядок и не давая рассерженным горожанам выказывать возмущение. Чен И не хотел отсрочки отступления и все же не мог удержаться, чтобы не взглянуть на позор командира гарнизона. Они не были друзьями, хотя Лю Чжан прикрывал его много лет. Чен И знал, что командиру нелегко выполнять приказ о сдаче города, и наслаждался каждой секундой его унижения. Коротышке стоило большого труда скрывать радость. Никто не помешает ему, когда придут монголы, не будет воинов, которым велели сражаться насмерть. Предательство императора в одночасье отдало Баотоу в руки Чена И.

Коротышка нахмурил брови, увидев, что колонна дошла до крепостных ворот и Лю Чжан скрылся в тени опустевших помостов для лучников. Теперь все зависит от того, хорошо ли два брата-монгола, которым он помог, умеют держать слово. Знать бы, можно ли им доверять! Или любимый город уничтожат прямо на его глазах? Толпа мрачно наблюдала за уходом войска, а Чен И мысленно вознес молитвы духам предков. Вспомнив Квишана, своего слугу-монгола, он обратился к небу, покровителю кочевников, прося защиты и поддержки.

Облокотившись о деревянную загородку загона для коз, Чингис радовался, глядя на Чагатая, который с криками скакал на своей лошадке. Хан подарил десятилетнему сыну сделанные по росту доспехи. Чагатай был еще слишком мал, чтобы участвовать в боях, но подарок привел его в восторг, и сейчас мальчуган носился кругами, вызывая улыбки у старших. Он потрясал луком, то смеясь от счастья, то воинственно вопя.

Чингис выпрямился и погладил плотную белую ткань шатра, который возвели под стенами Баотоу. Он заметно выделялся среди обычных юрт, чтобы жители осажденных городов узнавали его и сдавались без боя. Шатер был раза в два больше ханской юрты, но не такой прочный. Он трепетал на ветру, белый полог двигался, словно от чьего-то дыхания. По бокам стояли бунчужные знамена, белые конские хвосты как живые бились в воздухе.