Чингисхан. Пенталогия

Иггульден Конн

Где-то вдалеке послышался приглушенный вопль. Угэдэй отпрянул.

– Гуран? – позвал он.

К своему облегчению, из-за тяжелых дубовых створок донесся голос кешиктена:

– Ничего, мой повелитель. Можно открывать.

Угэдэй отодвинул массивный засов и поднял железную поперечину, удерживающую дверные створки вместе. В своем взвинченном состоянии он не заметил, что сквозь дверные щели из коридора совершенно не пробивается свет. Здесь было еще темнее, чем в покоях, где через окна хотя бы струилось тусклое свечение звезд.

Гуран

вошел быстрым шагом и, миновав Угэдэя, взялся проверять комнаты. Следом за ним неожиданно зашел Тулуй, а затем – еще и Сорхахтани с сыновьями, запахнутыми в легкие халаты поверх ночной одежды.

– Что здесь происходит? – прошипел Угэдэй, под маской гнева скрывая растущую панику.

– От наших дверей ушли стражники, – мрачно сообщил Тулуй. – Вот так взяли и ушли. Хорошо, что я услышал, а иначе и не знаю, что стряслось бы.

Угэдэй крепче схватился за обнадеживающе тяжелый меч. В эту секунду из опочивальни выплыл кружок света, и в дверном проеме очертился силуэт жены со светильником.

– Оставайся там, Дорегене, – приказал Угэдэй. – Я сам во всем разберусь.

К его вящему раздражению, супруга все равно вышла, кутаясь в халат.

– Я дошел до ближайшей караульной, – продолжал Тулуй. Умолкнув, он обернулся на своих сыновей, взволнованно застывших с полуоткрытыми ртами. – Так вот, брат, там все были мертвы.

Гуран с гримасой глянул в оба конца непроницаемо темного коридора.

– Очень сожалею, мой повелитель, но придется нам тут запереться. Это самая крепкая дверь во всем дворце. Здесь вам в такую ночь будет безопаснее.

Угэдэй разрывался между выплеском гнева и необходимостью проявлять осторожность. В этом громадном здании он знал каждый камень. Лично наблюдал, как их вытесывают, придают им форму, шлифуют и укладывают на нужное место. Но сейчас, когда дверь закроется, размеры его чертога, а вместе с тем уровень силы и влияния сожмутся до нескольких комнат.

– Удерживай ее открытой так долго, как только сможешь, – сказал Угэдэй. Безусловно, его кешиктены уже спешат на помощь, разве не так? Как может столь дерзкая выходка остаться незамеченной? Как она вообще могла произойти?

Где-то в недрах дворца слышался быстрый тяжелый топот; эхо вторило ему со всех направлений. Гуран придвинулся плечом к двери. Внезапно из мрака вынырнула черная фигура, по которой Гуран спешно ударил саблей, но лезвие соскользнуло по пластинчатому доспеху.

– Перестань, Гуран, – сказал невозмутимый голос.

– Субэдэй! – облегченно выдохнул Угэдэй. – Что там такое происходит?

Багатур не ответил. Вместо этого он положил на каменный пол саблю и помог Гурану с дверью, после чего снова взял оружие.

– Коридоры полны людей, – сказал он. – Обшаривают каждую комнату. Выручает то, что они не знакомы с расположением покоев, а иначе бы уже были здесь.

– Ты-то как сюда пробрался? – поинтересовался Гуран.

Субэдэй нахмурился, припоминая.

– Некоторые из них меня

узнали, но, похоже, приказа рубить меня еще не поступало. К тому же простые нукеры по-прежнему изъявляют ко мне почтение. Впрочем, посвященные наверняка знают, что я – часть большой игры.

Оглядев группку, сбежавшуюся к нему в покои, Угэдэй поник.

– А где мой сын Гуюк? – осведомился он. – Мои дочери?

– Их я не видел, повелитель, – покачал головой Субэдэй, – но, по всей видимости, они в безопасности. Нынче цель заговорщиков – это вы, а не кто-либо другой.

Услышав эти слова, Тулуй поморщился.

– Выходит, я привел тебя и наших сыновей в опаснейшее из мест, – проговорил он, оборачиваясь к жене.

Сорхахтани, потянувшись, коснулась его щеки.

– Ничего, нынче везде несладко, – тихо сказала она.

Коридоры уже заполнились людьми, топот спешащих ног становился все ближе. А снаружи, за стенами города, спокойно спали тумены, не подозревая об угрозе.

Глава 4

Хачиун вел свою лошадь по измятой, вытоптанной копытами траве стана, прислушиваясь к невнятным отзвукам разноплеменной речи. Несмотря на вроде бы спокойную ночную пору, путь он держал не один. Вместе с ним перемещались три десятка отборных кешиктенов, готовых в случае чего дать беспощадный бой. Никто теперь не разъезжал по станам в одиночку: ведь до новолуния рукой подать. Светильники и факелы, треща бараньим жиром, метали тревожные отсветы буквально на каждом пересечении тропок, и за проездом Хачиуна сейчас пристально следили темные группы воинов.

Просто удивительно, как возрос за эти дни в воинских станах общий дух подозрительности, став почти осязаемым. На пути к хошлону брата Хачиуна уже трижды останавливали для объяснений. Наконец впереди показался знакомый шатер. На входе два светильника бросали дрожащие, многократно изломанные клинья рыжеватого света, колеблемые ночным ветерком. Когда подъезжали, Хачиун кожей почувствовал наведенные на него из темноты луки с натянутой тетивой (надо же, и здесь, возле самого порога брата, приходится остерегаться засады). Через какое-то время, далеко не сразу, на дощатый настил, позевывая, вышел Хасар.

– Поговорить надо, брат, – сказал Хачиун.

– Прямо сейчас, среди ночи? – потягиваясь, простонал Хасар.

– Да,

именно

сейчас, – сердито подчеркнул Хачиун.

Говорить что-либо еще при таком количестве ушей он не намеревался. Хасар тут же уловил настроение брата и уже без пререканий кивнул. Стоило ему тихонько свистнуть, как из темноты на условный сигнал тут же появились воины в полном боевом снаряжении, придерживая на ходу ножны сабель. Хачиуна они проигнорировали и подошли к своему хозяину, молча обступив его кольцом, готовые внимать приказам. Хасар приглушенно что-то им говорил.