Чингисхан. Пенталогия

Иггульден Конн

Травы в этих краях повысохли, долины под измученным сухим ветром небом жаждали дождя. Засуха осушила все, и даже самые полноводные реки усохли до размеров ручейков. Чтобы наполнить бурдюки водой, приходилось копать речную глину, пока в дыру не начинала сочиться вода, противно-соленая и с изрядной примесью ила. И здесь вновь оправдывал свою ценность шелк: с его помощью удавалось отцеживать драгоценную влагу от глинистой жижи и кишащих в ней насекомых.

За время скачки на глаза не раз попадались выбеленные кости овец и быков, разгрызенные на осколки волками и лисами. Для кого-то ценность такой засушливой земли, данной во владение ее мужу, была не бог весть какой наградой, но Сорхахтани знала: жизнь тут испокон веков была

несладкой, но это лишь закаляло живущих здесь мужчин, и тем более женщин. Ее сыновья уже научились растягивать запасы воды, а не выпивать ее залпом за раз, как будто в часе езды их ждет источник или колодец. И зима, и лето тут одинаково жгучие: одни – своими морозами, другие – своим зноем. Но в этих необъятных просторах обитал дух вольности, а уж дожди как-нибудь да прольются снова. Детские воспоминания Сорхахтани сплошь состояли из холмов, что, куда ни глянь, тянутся во все стороны до самого горизонта, переливаясь, подобно зеленому шелку. Земля в этих краях всегда терпеливо сносила лютые засухи и холода, но неизменно возрождалась.

Круглые, как медведи, буроватые горы лежали и молчали. Вдали сквозь легкую дымку лиловым бархатом проступала Делюн-Болдог – вершина, едва ли не мистическая по значимости в легендах племен. Где-то по соседству с этими местами родился Чингисхан. Здесь с земляками скакал Есугей, защищая в месяцы зимних стуж свои стада от набегов.

Сорхахтани, впрочем, больше смотрела на другую вершину – красную гору, на которую Чингисхан лазил с братьями в ту пору, когда мир был еще мал, а здешние племена вгрызались друг другу в глотки. Трое ее сыновей не отставали, и та красная гора постепенно близилась, росла в размерах. Там Чингисхан с Хачиуном однажды нашли орлиное гнездо и спустились вниз с двумя замечательными орлятами, желая показать их своему отцу. Сорхахтани могла представить себе их волнение и даже разглядеть их лица в чертах своих собственных сыновей.

Жаль только, что с ними сейчас нет Менгу, а впрочем, это так, материнская прихоть. Менгу осваивает мужское призвание вести за собой людей, выносить тяготы походной жизни вместе со своим отцом и дядьями. Воины не будут уважать начальника, который не смыслит в искусстве боя и умении использовать характер местности.

Интересно, любила ли чингисова мать Бектера

[22]

так же, как своего родного первенца? Сказания гласят, что Бектер был по характеру тверд, сдержан и немногословен, как и Менгу. Старший сын Сорхахтани тоже не хохотун и так же внешне не проявляет гибкости и легкости нрава, свойственной, скажем, Хубилаю.

Она оглянулась посмотреть на скачущего Хубилая, цзиньская коса которого так и взлетала на скаку. Такой же стройный и жилистый, как его отец и дед. Сейчас мальчики неслись в пыли наперегонки, и она, как мать, невольно любовалась их юностью и удалью, которые были присущи и ей самой.

Тулуй с Менгу в походе вот уже много месяцев. Лично ей оставить обжитой Каракорум было нелегко, но ведь надо подготовить лагерь для мужа, да еще провести осмотр земель. Сорхахтани отводилась задача поставить юрты в тени Делюн-Болдог и найти хорошие пастбища для табунов и стад, что будут пастись в речных поймах. Тысячи людей готовы отправиться за ней на родину, но сейчас они терпеливо ждут, когда она наездится, а она вот не отказала себе в удовольствии наведаться к красной горе.

Быть может, когда-нибудь Менгу возглавит армию, как Субэдэй, или займет влиятельное место при своем дяде Чагатае. Легко мечтать об этом в такой день, когда от радостного упругого ветра волосы вразлет.

Сорхахтани на скаку обернулась проверить, не отстало ли сопровождение из нукеров ее мужа. Двое воинов, самые свирепые, держались чуть позади, но в легкой досягаемости для нее и детей. Сейчас они воинственно озирали окрестность, высматривая малейшие признаки опасности. Сорхахтани

улыбнулась. Перед отбытием Тулуй отдал четкий приказ о том, чтобы с головы его жены и сыновей не упал и волос. Быть может, среди этих молчаливых холмов и степей их родины и родов-то кочует всего ничего, но муж все равно озаботился дать указание. Какой он все-таки замечательный… Будь в нем чуточку от хищных устремлений его отца, он бы далеко пошел. Хотя эта мысль не вызывала у Сорхахтани никаких сожалений. Судьба ее мужа – это его судьба, и нечего коробить ее жене в угоду. Он всегда был и остается младшим сыном Чингисхана и с самого раннего возраста уяснил, что во главе рода и всей державы будут его братья, а ему отведено им следовать.

Иное дело – ее сыновья. Даже младший из них, Арик-бокэ, воспитывался как воин и ученый уже с той поры, как начал ходить. Все умеют читать и писать, владеют цзиньской каллиграфией. И пускай она, их мать, молится Христу, ее мальчики обучены религии Цзинь и Сун, в которой истинная сила. Так что какая будущность им ни определена, они подготовлены к ней наилучшим образом, и за этой подготовкой стоит непосредственно она.

Их группка спешилась у подножия красной горы, и Сорхахтани восторженно вскрикнула, завидев в вышине пятнышки плавно кружащих орлов. Честно сказать, она думала, что все эти орлиные истории – не более чем досужий вымысел пастухов, чтящих таким образом священную память Чингисхана. А они, гляди-ка, водятся здесь на самом деле, так что где-то наверху, в расселинах, должны быть и их гнездовья.

Подъехали нукеры ее мужа и почтительно склонились, ожидая дальнейших приказаний.

– Мои сыновья отправятся наверх, к гнездам, – сказала она по-девчоночьи взволнованно. – Разведайте, где здесь вода, только слишком не отдаляйтесь.

Воины в секунду вскочили в седла и пришпорили коней. Они усвоили, что госпожа требует такого же быстрого и беспрекословного подчинения, как и ее муж. Сорхахтани выросла среди людей, наделенных властью, а замуж за ханского сына вышла в достаточно раннем возрасте и знала, что люди в основном предпочитают подчиняться, а чтобы повелевать, требуется усилие воли. У нее эта воля есть.

Хубилай с Хулагу были уже у подножия горы, и теперь, загородив руками глаза от солнца, высматривали наверху гнезда. Время года для этого не самое подходящее. Если орлята там все еще есть, то они подросли и окрепли – вероятно, даже самостоятельно покидают гнезда. Так что ребят может ждать и разочарование, хотя это неважно. Мать приобщила их к истории жизни Чингисхана, и им теперь никогда не забыть этого восхождения, вне зависимости от того, принесут они назад орленка или нет. Она даровала им

воспоминание

, о котором они когда-нибудь будут с гордостью рассказывать своим детям.

Мальчики сняли с себя оружие и стали проворно одолевать пологий отрог горы, а Сорхахтани тем временем сняла с седла мешок с хурутом

[23]

. Она сама расколола сыр на кусочки помельче и размочила в воде. Получилась густая желтоватая масса, терпковатая и освежающая. Сорхахтани почитала ее за лакомство. Облизнувшись, сунула в нее пятерню, а затем дочиста облизала пальцы.

На то, чтобы принести с вьючных лошадей бурдюки и напоить животных из кожаного ведра, времени ушло немного. Управившись с этой необременительной работой, Сорхахтани снова взялась рыться в своих седельных сумках, пока не отыскала сушеные финики. Прежде чем сунуть один из них в рот, она виновато оглянулась на гору, зная, как ее сыновья обожают это редкое лакомство. Хотя им сейчас не до него – вон они, карабкаются все выше и выше на своих худых и сильных ногах. Возвратятся не раньше чем к закату, а пока она предоставлена самой себе. Стреножив своего жеребца куском веревки, чтобы не убрел далеко, Сорхахтани села на расстеленный поверх сухой травы потник.