Чингисхан. Пенталогия
Шрифт:
– Прекратите немедленно! – потребовала Сорхахтани. – Решили драться на глазах у всего народа? Решили опозорить своего отца и свою семью? Угомонитесь, оба!
На миг воцарилась тишина, потом Мункэ бросился к Хубилаю, подняв руку, чтобы сбить его с ног. Тот примерился и со всей силы пнул старшего брата в промежность. Это место доспехи не закрывают, и Мункэ беззвучно рухнул наземь. Воцарилась тишина. Разгневанная Сорхахтани повернулась к Хубилаю: у того глаза округлились. Мункэ заворчал и стал подниматься. Боль была неимоверная, гнев – еще сильнее. Ноги дрожали, но Мункэ резко выпрямился и шагнул к брату,
Сорхахтани встала между ними, голыми руками упершись в доспехи на груди Мункэ. Он чуть не отпихнул ее. Огромная ручища стиснула ворот Сорхахтани, но оттолкнуть женщину не смогла. Налитые кровью глаза Мункэ отчаянно слезились. Тяжело дыша, он зыркнул поверх материнской головы на Хубилая.
– Я сказала: «Прекратите!» – тихо напомнила Сорхахтани. – Ты собьешь меня с ног, чтобы протиснуться к брату? Ты больше не слушаешь свою мать?
Мункэ переводил взгляд с матери на Хубилая, который приготовился обороняться. Старший презрительно скривился, узнав китайскую боевую стойку, которой учил мальчиков советник прежнего хана. Сорхахтани коснулась щеки Мункэ, требуя внимания, и тот отпустил ее.
– Нет, Мункэ, ты драться не будешь. Вы оба мои сыновья. Какой пример вы подаете Хулагу и Арик-бокэ? Они же смотрят на вас!
Взгляд Мункэ скользнул к младшим братьям: те стояли разинув рты. Он снова заворчал, но взял себя в руки и произнес:
– Гуюк будет ханом. – Голос его стал хриплым, но не сорвался. – Его отец правил достойно, а мать не дала народу распасться. Никому другому это не удалось. Ты дурак, Хубилай, если хочешь другого правителя.
Тот не ответил. Старший брат силен, как разъяренный бык. Зачем распалять его? Хубилай пожал плечами и ушел прочь. Когда он скрылся из вида, Мункэ ссутулился и едва не упал. Он пытался стоять прямо, но волны боли катились от промежности к животу, вызывая тошноту. Если бы не мать, он по-детски согнулся бы пополам.
– Порой я отчаиваюсь, – грустно проговорила Сорхахтани. – По-твоему, я буду жить вечно? Наступит день, когда у тебя останутся только братья. Лишь им ты сможешь безоговорочно доверять.
– Хубилай одевается и ведет себя как цзиньская шлюха, – изрыгнул Мункэ. – Разве я могу доверять такому?
– Хубилай – твой брат, твоя кровь. Твой отец живет в нем так же, как в тебе, Мункэ.
– Он не упускает возможности меня поддразнить. Я не идиот, мама, хоть и не обучен двадцати семи шагам бессмысленных цзиньских ритуалов.
– Разумеется, ты не идиот! Просто вы слишком хорошо знаете друг друга и можете сделать больно. Сегодня вечером вы вместе поедите и разделите чашу айрага. Ради своей матери вы снова станете друзьями.
Мункэ поморщился, но не ответил, и Сорхахтани продолжила:
– Больно смотреть, что мои сыновья злятся друг на друга. Получается, я никудышная мать. Помирись с братом, Мункэ, если хоть немного меня любишь.
– Конечно, люблю. – Он прекрасно понимал, что мать им манипулирует, но все равно сдался. – Ладно, только скажи ему…
– Никаких угроз, Мункэ, никакого обмана! Если любишь меня, просто помирись с братом. Через несколько дней или недель ты получишь угодного тебе хана, а Хубилаю останется смириться. Будь великодушным победителем.
Мункэ обдумал ее слова и заметно смягчился.
– Брат винит меня в успехе Гуюка, – пробормотал он.
– А другие похвалят. Гуюк, когда станет ханом, наверняка вознаградит тебя за то, что ты первым встал под его туг.
Мункэ улыбнулся, чуть заметно поморщившись: боль в промежности сменилась тупым нытьем.
– Хорошо, мама. Ты, как всегда, добилась своего.
– Отлично. А теперь покажи мне юрту. Я все-таки устала.
*
Ямщик был весь в пыли. Он следовал за слугой по коридорам и чувствовал ее вес в каждой складке одежды, в каждом шве и даже на коже. Они свернули за угол, и ямщик споткнулся: усталость съела последние силы. Он скакал целый день, вот поясница и ныла. Гонец гадал, не позволят ли ему вымыться в дворцовой купальне. Он мечтал о горячей воде и молодых служанках, вытирающих его насухо. Только мечты мечтами и останутся. Ямщики вхожи везде. Скажет, что у него личное послание для хана, и его пропустят к нему даже в разгар битвы. А вот мыться наверняка придется в реке. Потом он разобьет лагерь и разведет костерок. Сунет руки в широкие рукава дэли, ляжет на спину и будет смотреть на звезды. Другие гонцы пугали, что лет через двадцать в сырую погоду начнут ныть суставы. Ямщик надеялся, что с ним такое не случится. Он ведь здоров как бык и очень молод, вся жизнь впереди. Пока странствовал, он немало повидал и понял, что нужно людям. Через пару лет он накопит достаточно, чтобы купить груз и отправить караван в Бухару. И суставы мучить не понадобится: зарабатывать он будет иначе.
Ямщик глянул на сводчатый потолок и содрогнулся. Дворцом владеть он не мечтал. Хватит дома в городе, жены, чтобы еду готовила, пары детишек и добрых коней, чтобы сыновья научились ездить верхом и стали ямщиками. Чем плоха такая жизнь?
Слуга остановился у сверкающих медных дверей. Караулили их два дневных стражника из отряда старого хана, бесстрастные, похожие в черно-красных доспехах на пестрых жуков.
[5]
– Послание для регента, – объявил слуга.
Один из кешиктенов изменил своей абсолютной неподвижности и уставился на молодого ямщика, от которого разило лошадьми и затхлым потом. Наскоро обыскав ямщика, стражники забрали огниво и маленький нож. Хотели забрать и бумаги, но он вырвал их, негромко выругавшись. Послание не для глаз охраны.
– Все свое я заберу, когда выйду, – предупредил он.
Стражник лишь глянул на ямщика, убирая подальше его вещи, а слуга постучался и распахнул дверь так, чтобы свет залил мрачный коридор.
За дверями скрывались комнаты, одна внутри другой. В Каракоруме ямщик уже бывал, но так далеко – ни разу. Каждую из комнат караулили стражники, один из которых поднимался, чтобы провести его дальше. Вскоре ямщик увидел дородную женщину, окруженную советниками и писцами, записывающими каждое ее слово. Женщина глянула на вошедшего гонца, и тот, оставив стражников позади, отвесил глубокий поклон. Поразительно, но он узнал некоторых присутствующих, ямщиков, как и он сам. Поймав его взгляд, они коротко ему кивнули.