Чингисхан. Пенталогия

Иггульден Конн

— Мы не можем выгнать его, — услышал Тэмучжин слова Басана. — Иначе его убьют.

— Он всех нас погубит! — чуть ли не крикнула женщина.

Тэмучжин смутно видел, как Басан подходит к жене и берет ее лицо в ладони.

— Приготовь чаю и дай ему что-нибудь поесть, — попросил он. — Я помогу ему ради его отца.

Жена ничего не ответила, но с недовольным лицом подошла к котелку и начала раздувать огонь под железным треножником. Тэмучжин почувствовал, как сильные руки Басана поднимают его, а затем провалился во тьму.

Илаку не пришло в голову обыскать

юрты племени. Прошел второй день, третий, но никаких следов беглеца не нашлось, и хан был не в духе. На исходе четвертого дня Басан сообщил Тэмучжину, что Арслан с сыном тоже исчезли. Поутру вместе с одним воином они поехали на север, но к закату никто из них не вернулся. Илак от бешенства вышел из себя. Он отправил людей в юрту, которую выделил кузнецу. Те обнаружили, что самые ценные орудия Арслан забрал с собой. Никто и не надеялся, что воин, уехавший с ним, вернется живым, и долго еще слышался плач семьи пропавшего. Волки помрачнели. Илак избил до потери памяти человека, который осмелился спросить, пойдут ли они облавой и на следующий день.

Тэмучжин едва помнил два первых дня. Его била лихорадка, которую он, судя по всему, подхватил в вонючей яме. Ледяная река очистила его кожу. Скорее всего, это и спасло его. Жена Басана с угрюмым видом ухаживала за ним. Она вычистила остатки грязи, а потом промокала кровь и гной тряпкой, смоченной в горячем араке. Тэмучжин стонал от прикосновений. Потом смутно припоминал, как женщина зажимала ему рот, чтобы заглушить стон.

Каждое утро Басан покидал юрту, чтобы вместе с другими воинами идти облавой на беглеца. Он строго-настрого наказал двум своим сыновьям не говорить никому ни слова. Те смотрели на Тэмучжина с глуповатым любопытством, побаиваясь чужака, который все время молчал и был так страшно изранен. Но мальчики были достаточно взрослыми и понимали, что жизнь отца зависит от их молчания.

Каждый раз, когда воины возвращались ни с чем, Илак напивался все сильнее. К концу недели он спьяну отдал приказ сниматься и готовиться к откочевке на север. Видимо, хотел оставить позади и яму, и свою неудачу. В ту ночь он удалился в свою юрту с двумя самыми молоденькими девушками племени, и их родители не посмели и слова ему сказать. Басан вызывался нести охрану в самое позднее время — от полуночи до рассвета, полагая, что в это время сможет помочь Тэмучжину покинуть улус. Люди чувствовали себя неуютно, напряженно, и Басан знал, что кто-нибудь вполне может заметить уход сына Есугэя. Это было опасно. Но еще опаснее было оставлять Тэмучжина до того дня, когда юрты начнут разбирать. Тогда его непременно обнаружат.

Трудно скрывать что-нибудь от соседей в таком сплоченном племени. Басан ждал почти до полуночи, не закрывая дымового отверстия и наблюдая за ходом звезд. Когда он решил, что племя уже улеглось, все его домочадцы дрожали от холода. Те, кому не спится, думал Басан, не обратят внимания на проверенного воина, отправляющегося заступить на стражу. Ему мучительно не хотелось отдавать Тэмучжину одного из своих коней. У него их было одиннадцать, но он любил их как своих детей. После долгих размышлений Басан выбрал вороную кобылку, подвел ее ко входу в юрту и привязал ей на спину переметные сумы с провизией, которой Тэмучжину должно было хватить на дорогу.

Сын Есугэя стоял в глубокой тени

и не находил слов, чтобы выразить свою благодарность. Ему нечего было дать детишкам, и он стыдился, что так долго был для них опасным бременем. Жена Басана не стала к нему добрее, а вот старший сын воина успокоился и даже преисполнился восторга, когда узнал, кто таков этот чужак. Младший же, когда Басан сообщил семье, что гость уходит нынешней ночью, собрался с духом и подошел к Тэмучжину с самоуверенностью двенадцатилетнего подростка. К общему изумлению, он опустился вдруг на колено и, поймав руку сына Есугэя, положил ее себе на голову, где среди жесткой щетины на темени был чуб длинных волос.

У Тэмучжина перехватило дыхание от этого простого мальчишеского жеста.

— Твой отец отважный человек, — прошептал он. — Иди же по его стопам.

— Да, мой хан, — откликнулся мальчик.

Тэмучжин посмотрел на него. Жена Басана выдохнула сквозь зубы. Муж ее, стоявший у дверей, услышал разговор и покачал головой. Не успел Тэмучжин что-нибудь сказать, как он шагнул к сыну и поднял его.

— Малыш, ты не можешь дать клятву этому человеку. Когда придет время, ты отдашь свой меч и верность Илаку, как и я. — У него не хватило мужества посмотреть в глаза Тэмучжину, но мальчик затих. Он бросился к матери, вырвавшись из сильных отцовских рук, и спрятался в ее объятиях, поглядывая из-под ее руки то на Басана, то на Тэмучжина.

— Дух моего отца видит нас, — прошептал Тэмучжин. — Выручив меня, ты почтил его.

— Иди за мной, — произнес ошеломленный Басан. — Не разговаривай ни с кем, и все подумают, что ты тоже идешь стоять на страже в холмах.

Он вышел наружу, и Тэмучжин, пригнувшись, последовал за ним, морщась от боли в едва подживших ранах. Ему дали чистые штаны и рубаху, а также зимний стеганый халат Басана. Самые тяжелые раны туго перевязали, но до полного выздоровления было еще далеко. И все равно Тэмучжину не терпелось оказаться в седле. Его племя — степные бродяги, он найдет среди них свое место, а Волки больше его не поймают.

Басан шел по улусу нарочито медленно, надеясь, что темнота скроет лицо его спутника, если вообще найдется, конечно, какой-нибудь дурак, пожелавший выбраться на холод. Может быть, кто-то и заметит, что он вернется без кобылы, но выхода не было. Вскоре они оставили улус позади, и никто не окликнул их. Басан в полном молчании вел лошадь в поводу. Когда они оказались в тени холма, воин вложил поводья Тэмучжину в руки.

— Я завернул и положил сюда свой второй лук. — Басан похлопал по привязанному к седлу свертку. — Тут немного еды, но оставляю тебе пару стрел, чтобы ты мог охотиться. Веди лошадь, пока не уйдешь достаточно далеко, чтобы часовые не услышали стука копыт. Держись в тени холмов как можно дольше.

Кивнув, Тэмучжин пожал воину руку. Этот человек преследовал его, повинуясь Толую, но после спас ему жизнь, рискуя жизнями всей семьи. Тэмучжин не понимал его, но был ему благодарен.

— Жди моего появления, Басан, — сказал он. — У меня есть счеты к Волкам.

Басан посмотрел на него, видя в нем решимость, которая пронзительно напоминала ему Есугэя в молодости.

— Это речи твоего отца, — вдруг содрогнувшись, сказал воин.

Тэмучжин ответил ему долгим взглядом и ударил по плечу: