Чингисхан

Мэн Джон

Завоевание Хорезма не могло, конечно, закончиться без поимки или смерти бежавшего Мухаммеда, эту задачу выполняли Джебе и Субудай, преследовавшие его по пятам через нынешние Узбекистан, Туркменистан и Иран. Обезумевший от страха, Мухаммед в отчаянии носился по своим бывшим владениям в поисках безопасного убежища, чувствуя за спиной на расстоянии однодневного конного перехода своих преследователей. Наконец он доскакал до берегов Каспия, где местные эмиры посоветовали затаиться на маленьком острове. Бросив свои сокровища на разграбление, он с небольшой свитой (в ней находился его сын Джалал ад-Дин) добрался на веслах до острова, где скончался от печали и безысходности. Судьба его матери была еще страшнее, ее схватили в маленькой крепости к югу от Каспийского моря, долго держали без пищи, а потом увезли в Монголию, где она провела много лет в неволе.

Тем временем монгольские клещи сжимались вокруг великого города

Гурганджа, или Ургенча, как его позже стали называть (и продолжают называть сегодня). С севера в конце 1220 года подошел Джочи, захвативший с полдюжины менее значительных городов. С юго-востока подтянулись Джагатай и Удегэй, усиленные Борчу и личным корпусом Чингиса. Всего там собралось, наверное, тысяч сто солдат, однако этого числа было явно недостаточно, чтобы запугать горожан, приготовившихся к осаде, продлившейся месяцев пять. Это было самое трудное для монголов сражение. Здесь, на заливаемых половодьем Амударьи равнинах, не было камней для катапульт, и монголы срубили шелковичные деревья, что-бы делать снаряды. Пленных, как принято, загнали в рвы, а по том подорвали стены. После того как стены обрушились, монголам пришлось вести бои за каждую улочку, одну за другой, шаг за шагом поджигая дома зажигательной смесью. Когда им показалось, что события развиваются слишком медленно, они решили затопить город, повернув на него реку, это предприятие закончилось самым бедственным образом, горожане неожиданно напали на монголов, раскапывавших дамбу, и прикончили 3000 человек. К моменту полной победы, что состоялась в начале 1221 года, у монголов не было никакого желания проявлять милосердие. Владевших какой-нибудь профессией, а таких нашлось более 100 000, увели в плен, остальных перерезали. Джувайни сообщает, что 50 000 солдат зарезали по 24 человека каждый. Это дает нам цифру 1,2 миллиона убитых.

Из числа городов, переживших катастрофу, немногие хранят полученные в ее результате шрамы. Хиросима построила новый город, чтобы прикрыть свой ужасающий атомный ожог. Развалины Сан-Пьерра на Мартинике, в 1902 году погребенного под лавой после извержения вулкана, когда-то напоминали Хиросиму, а сегодня опаленных камней не вид но, на их месте стоят лавочки торговцев и детские площадки. Гамбург, Берлин, даже Дрезден — осталось очень немного мест, которые напоминают о том, что пятьдесят лет назад их бомбили и на их месте лежали бесформенные груды бетона и камней.

Этого не скажешь о древнем Мерве. В начале XIII века этот город-оазис был жемчужиной Центральной Азии, городом мечетей и дворцов, стен внутри стен, глинобитных пригородов, занимавших площадь более ста гектаров, живших за счет прохладной воды, поступавшей по сети каналов от плотины, перегораживавшей реку Мургаб. В десяти библиотеках Мерва хранились 150 000 томов книг, величайшая коллекция в Центральной Азии. За сто лет до прихода Чингиса в своей обсерватории, следы которой не найдены по сию пору, работал Омар Хайям. В наше время от Мерва осталась лишь тень. Если подняться на один из небольших холмиков неподалеку от его центра, окажешься со всех сторон окруженным серовато-коричневыми грудами битого кирпича и глины, тонущих под толстым слоем вековой пыли, и так акр за акром. Единственное свидетельство возрождения города маячит за 30 километров отсюда, где новый Мерв — Мары — заявляет о себе облаком промышленных выбросов в небе. На равнине вокруг холмы, холмики, горки разной формы и величины, серая картина разорения и опустошения, впечатление от которой усиливается сиротливо торчащими над мертвым пространством оголенными развалинами: купола мавзолея султана Санджара XII века, когда-то покрытого бирюзовыми изразцами, яркий блеск которых был виден с рас стояния в один день перехода через пустыню и который не утратил своего значения как одно из величайших архитектурных чудес Центральной Азии. Великая Кыз Кала — «замок девственниц» — прямоугольник оранжевых колонн без крыши стоит, полный таинственности, как выброшенный чужеземцами за ненадобностью артефакт.

Здесь произошло нечто такое, отчего город превратился в безжизненную пустыню. Невозможно догадаться, что здесь стряслось. Это все равно что осматривать руины Хиросимы, Сан-Пьерра или Дрездена, не имея представления об атомных бомбах, вулканах или смертоносных смерчах. Все вокруг свидетельствовало о взрыве, но никакой подсказки о его причине. Для того чтобы понять, что тут произошло, нужно хорошенько покопаться в прошлом, в земле и в письменных свидетельствах.

Это произошло не сразу, многие разрушения вызваны воздействием ветра и дождей, но процесс начался в январе 1221 года, когда к стенам Мерва подошли монголы. Боевой дух города укрепил один из бывших военачальников шаха — вельможа по имени Муджир аль-Мулк, о его стремлении стать шахом Джувайни пишет с осуждением: «В глубине

его сердца закралась мысль, будто без его позволения не может восходить солнце».

Когда отряд монголов в составе 800 человек произвел разведку боем, их отбросили, захватив в плен 60 человек, и пленных водили на показ по всему городу, а затем отправили на плаху. Узнав об этом унижении, Чингис поклялся отомстить городу.

Армия, окружившая Мерв, была невелика, около 7000 человек, у каждого воина лук и нож, каждый в жестком кожаном панцире, у каждого сменные лошади. Как часто случалось, сегодня перед ними был противник, намного превосходящий их по численности. Им противостояли 12 тысяч воинов и го род с 70 000 жителями, но теперь разбухший в десять, а то и больше раз за счет беженцев из окрестных кишлаков. Отцы го рода совершили ошибку, решив оказать сопротивление, и горожане знали, что их ждет. Город замер, загипнотизированный ужасом. И солдаты, и горожане закрывались в домах и ждали, не предпринимая никаких действий. «Мир накинул на себя покрывало скорби, — писал Джувайни, — и монголы заняли позиции в несколько колец, окружив город».

Монгольский командующий патрулировал стены в течение шести дней. В какой-то момент 200 воинов попытались прорваться из крепости, но тут же их загнали обратно в крепость. Увидев, что у него нет иной альтернативы, Муджир аль-Мулк запросил мира. Монголы потребовали выдать им 200 самых богатых и самых влиятельных людей, они тут же предстали перед монголами, и их расспросили об их богатстве. После чего монголы без боя вошли в город, полные решимости рассчитаться за все. Четыре дня они гнали в степь толпы покорных людей.

Началось избиение. Город разграбили. Здания заминировали, книги сожгли или зарыли в землю. Хиросима была разрушена в секунды, Сан-Пьерр — за четыре минуты, Дрезден — за ночь, убитые считались десятками тысяч. Мерв умирал несколько дней. И потерял почти все и почти всех.

Монголы распорядились, чтобы, за исключением 400 ремесленников, которых они специально выбрали и отделили от остальных мужчин, и некоторых мальчиков и девочек, которых они уводили в рабство, все население, включая женщин и детей, подлежит уничтожению, и чтобы ни один человек не избежал смерти. Жителей Мерва распределили между солдатами и рекрутами, так что каждый из них должен был убить триста—четыреста человек.

Когда монголы ушли, под руководством одного муллы начали считать потери. «Он теперь вместе с некоторыми другими лицами провел тринадцать дней и ночей, подсчитывая, сколько людей убили внутри городских стен. Учитывая только тех, кого можно было легко увидеть, и не считая тех, кто был убит в ямах, подвалах и развалинах, а также в кишлаках и пустыне, они сошлись на цифре более одного миллиона трехсот тысяч человек».

Один миллион триста тысяч? И это в дополнение к одному миллиону двумстам тысячам, которые, как полагают, были перебиты в Ургенче? Многие историки высказывают сомнение относительно таких цифр, потому что они звучат просто невероятными. Но мы знаем из ужасов прошлого столетия, что массовая бойня осуществляется без особого труда, если у тех, кто ее проводит, есть для этого воля, руководство и технология. Во время армяно-турецкой резни 1915 года турки вырезали один миллион четыреста тысяч армян из общего армянского населения страны в два миллиона сто тысяч человек, нацисты перебили за время холокоста шесть миллионов, зверства красных кхмеров в Камбодже в середине 1970-х годов унесли жизни одного миллиона семисот тысяч человек (из восьмимиллионного населения страны), восемьсот тысяч были перебиты в Руанде во время геноцида 1994 года (при населении пять миллионов восемьсот тысяч человек).

Поэтому 1,3 миллиона жертв — цифра более чем возможная для Мерва и полученная за время намного более короткое, чем в большинстве приведенных в предыдущем абзаце примеров. Холокост длился пять лет, красные кхмеры убивали более трех лет, а геноцид в Руанде, который Саманта Пау эр назвала «самым быстрым геноцидом, какой только знает мир», чуть дольше трех месяцев. Но если оставить в стороне споры о том, что называть «геноцидом», то ни один из приведенных выше примеров не может сравниться с тем, что содеяли монголы в Мерве. Для монгола было проще разделаться с покорившимся судьбе пленным, чем с сопротивляющейся овцой. Овцу режут с осторожностью, так, чтобы не испортить мясо. В груди делается небольшая дыра, в нее засовывают руку, хватают сердце и останавливают его. Овца, видимо, ничего не чувствует, и вся операция занимает полминуты. Для того чтобы разделаться с жителями Мерва, представлявшими несравненно меньшую цену, чем овца, не требовалось таких церемоний. На то, чтобы полоснуть по горлу, нужно несколько секунд, и можно переходить к следующему. Речь тут идет не о годах и месяцах, а о часах. Для 7000 солдат расправа над миллионом человек была всего лишь тяжелой работой одного утра.