Чингисиана. Свод свидетельств современников

Коллектив авторов

Услышав речи вельмож своих, Чингисхан поднялся с постели. И приступили к нему Борчу и Мухали, подталкивая впереди себя Аргасун-хорчи. И безмолвствовал Чингисхан, глядя на них. Борчу и Мухали тоже не проронили ни слова. Тогда Аргасун-хорчи набрался храбрости и обратился к Владыке с такими словами:

«Только скворец свою песню завел, Тут с неба упал белохвостый орел, И смолкла в ужасе птаха. Так вот и я пред Владыкой предстал — Съежился, сгорбился, затрепетал, Пикнуть не смею от страха. Лет с десяти до вчерашнего дня, Лук твой и стрелы гордо храня, Всем наставленьям твоим я внимал И непотребных привычек не знал. Но,

как на радостях выпить пришлось, Пьяный, я помнить себя перестал, Где-то носился, как бешеный пес, Лук твой и стрелы куда-то унес, Только дурного я не замышлял. Лет с двадцати до вчерашнего дня, Лук твой и стрелы, как воин, храня, Только разумным речам я внимал, Шага неверного не допускал. Но, как на радостях выпить пришлось, Пьяный, я помнить себя перестал, Где-то носился, как бешеный пес, Лук твой и стрелы зачем-то унес… Только худого я не замышлял».

И выслушал Чингисхан речи Аргасун-хорчи и, сменив гнев на милость, молвил:

«Что тут сказать? Находчив и речист Хранитель стрел златых, Аргасун-хорчи».

И помиловал Чингисхан неразумного Аргасун-хорчи и объявил об этом в указе своем.

Повесть о мудрых беседах отрока-сироты с девятью витязями Чингисхана*

На честном пиру во главе с девятью верными витязями и пятью любимыми тайши собрались покорствовавшие Владыке все пять цветных и четыре чужих народа. И первым речь держал на этом пиру Сорхан шар из племени Сулдус:

«Коль будет Владыки Верховного мне позволение Изречь про вино и про пир мое дерзкое мнение, Скажу, что не мыслю себе я одно без другого: Вино, безусловно, любого застолья основа. Сидеть на пиру без хмельного, не стану лукавить: Кошму под собою зазря протирать и дырявить».

И возразил на эти слова гуй ван Мухали из племени Жалайр:

«Явилось вино на пиру — начинается пьянство. Достойная речь зазвучит как нелепое чванство. Слова уважительны были и благообразны — Становятся вдруг несуразны, развязны, бессвязны. Дотоле сплоченных вино побуждает к раздорам, Живущих в согласии — к сварам ненужным и ссорам. И лишь воздержанье нам вид возвращает обычный, А речь — вновь пребудет логичной, тактичной, приличной».

Так сказал гуй ван Мухали Его Величеству Чингисхану. Засим зурчидский Чу мэргэн* изрек:

«Когда на пирушке хмельное все льется и льется, Что было у нас на уме, то наружу прорвется. Худое, хорошее — все, что под спудом лежало, Приметным теперь и для всех окружающих стало. Вино, что мы влили в себя, ни за что не слукавит И все благородство и низость всю нашу проявит. Его с незапамятных пор называли недаром Священною влагой, божественным чудо-нектаром, И каждое с ним проведенное ныне мгновенье Великую радость приносит, дает наслажденье. А завтра, как только с лучами рассветными встанем, Пирушку вчерашнюю разве ж добром не помянем? Нет, если вином наслажденья себе не доставить, Не пир пировать, а кошму под собою дырявить».

Такие слова изрек благодетельному Владыке Чу мэргэн. Засим витязь Борчу из племени Арулад молвил:

«Пьем мы — крохотной мошкой вино пощекочет нам горло, А уж если обратно — так мамонтом диким поперло. Пьем и чувствуем: влага парит себе пчелкою плавно, А назад отрыгнется не пчелка, а слон своенравный. И

мутится наш разум, шатаются наши устои, От излишка теряешь как будто бы все нажитое… Побеседуем — уразумеем в конце разговора: Можно выпить, да только не знать в питии перебора. У вина есть хорошие стороны, есть и плохие. Мы ценители, да! Но не выпивохи лихие. С удовольствием выпьем, однако же не напьемся, А, прилично беседуя, с миром и разойдемся».

Такие слова молвил Борчу премудрому Владыке. Засим Зэлмэ Урианхайский молвил:

«Пить на пирушках зелено вино Владыкой нашим не запрещено. Испить архи, побыть немного пьяным — Не возбраняется великим ханом. Давайте ж на пиру соединимся, Подобно жеребятам, порезвимся. Содвинем чаши дружно, без тревоги — Пусть в голову ударит нам и в ноги. В веселье беззаботном и бездумном Мы уподобимся турпанам шумным; Не будем ни устойчивы, ни стойки На час во время дружеской попойки».

Так закончил свою речь Зэлмэ Урианхайский. Засим держал слово Зэв из рода Бэсуд:

«Коли не будет на пиру вина, Сердцами ль станем от родни далече? Сойдясь и не напившись допьяна, Не станем разве радоваться встрече? Коль обойдемся без хмельного зелья, Так, значит, не узнаем и веселья? Я думаю, и без вина мы сдюжим, Владыке-хану преданно послужим Советом трезвым в деле управленья, От вражьих козней предостереженьем».

И вступил в беседу тогда ойрадский Хар Хиру:

«Содвинуть чаши разом на пиру — Не это ли восторг и ликованье? Прознавших про такое торжество Охватывают зависть и желанье Не за чертой остаться вдругорядь, Участье в нашем празднике принять. Коль чашею вина не пренебречь, Она нам красноречия прибавит, И если раньше спотыкалась речь, Ее велеречиво течь заставит… Вино способно нам сердца зажечь И на врагов всю нашу мощь направит. Собравшись вкруг Владыки, возгласим Ему хвалу, поднимем дружно чаши И так же дружно их опустошим, Возрадуемся славной встрече нашей».

Засим держал речь Борохул:

«Увы, не хмельное ль бывает досадной причиной Того, что по разным путям разойдутся мужчины? А что в голове у нас бродят недобрые мысли, И в этом одно лишь вино ты виновником числи. Оно разрушает и дружеских чувств постоянство, Оно нам внушает гордыню, заносчивость, чванство. В нем польза? — Сомнительно… Скажем решительно: скверна! Но сила его и губительна и непомерна!»

Наконец молвил слово Шигихутуг:

«Вкусим от щедрот, что пожаловал всем нам светлейший Чингисхан, Пусть здравица наша подобием станет гусиного крика. В табун одномастных куланов сойдемся, собьемся, стеснимся, Друг другу подобны, единоутробны, мы повеселимся. Вкусим от щедрот, что дает благодетель, Чингисхан единый, И здравица наша пусть будет ему воркотней голубиной. Сойдемся, как сходятся одношерстные в стадо маралы, И пусть начинается, пусть не кончается пир разудалый!»