Числа и числительные

Карнишин Александр Геннадьевич

— Можно, я позвоню?

— Один звонок, договорились?

Один звонок я сделал другу, сказав, что тут что-то странное и уже понятых вызвали. Друг сказал, что будет через полчаса. Я немного успокоился. И сам не заметил, как в полной растерянности оказался в камере — без документов, без содержимого карманов, пересчитанного и описанного при понятых — двух седых старичках, сидевших перед тем на скамейке у крыльца. Им было интересно и весело. Они толкались локтями, вытягивали шеи, рассматривая все, что я выгреб

из карманов…

Время тянулось медленно. Часы тоже остались в кабинете дознавателя. Как и телефон, как и все-все-все, что было при мне. Я то садился, то вставал и начинал ходить по камере, пытаясь рассчитывать минуты и часы от количества пройденных шагов.

…

Через невообразимо долгое время лязгнул засов толстой, не пропускающей звуков, двери. На пороге стоял хмурый друг-адвокат.

— Пошли…

Той же дорогой поднялись на второй этаж в кабинет капитана. Он ждал нас, стоя у окна и смотря на улицу, где начинал накрапывать серый осенний дождь.

— Привели? Вон, пусть почитает свое дело, а потом забирает свои вещи.

Присев к столу, я пролистал свое «дело». Там уже было подшито несколько страниц убористого шрифта.

— Фантастика! — только и смог вымолвить, просмотрев быстро.

Там говорилось, что меня должны были оштрафовать контролеры, но для этого пришлось бы проехать до конца, до последнего остановочного пункта. Таким образом, я опаздывал на работу и меня увольняли, как не прошедшего испытаний. В злобе я бил стекла в автобусе, и меня пытались задержать уже за хулиганство. Я убегал и оказывал всяческое сопротивление. В общем, выходило, что мое «дело» уже можно было передавать в суд.

— Но ничего же этого не было!

— Не было, не было… Потому и не было, что мы, милиция, сработали быстро! Мы идем теперь не на шаг, а на пять шагов впереди преступников. И вот вы — как раз и есть наш объект. Вы — преступник по всем расчетам. Вот проценты соответствия ваших возможных действий. Вот статьи, которые могли быть нарушены… Ну?

— Что?

— Как ребенок просто. В камеру и в суд или все же договоримся?

Я удивленно переводил взгляд с него на своего друга. Это как же? Он вот так, в открытую, при свидетелях, предлагал мне дать ему взятку, что ли?

— Э-э-э… Сколько?

— Десять тысяч. По совокупности, сами понимаете.

Друг молча вытащил из бумажника две купюры, положил их на стол.

— Дело забираем?

— А нафиг оно мне теперь? — хохотнул капитан, бережно укладывая деньги в карман кителя. — Забирайте, забирайте. И не попадайтесь мне больше! Я же мог и на всю катушку, знаете!

Ничего не понимая, совершенно ошарашенный, я вывалился на крыльцо.

— Слушай, ты же адвокат! Мы же могли его за коррупцию! Это же статья верная!

— Отстаешь от жизни, — хмуро ответил друг. — С коррупцией они покончили в позапрошлом месяце.

Так и объявил их министр по телевидению. Все, понял? Нет больше коррупции. И жаловаться больше не на что. Зато они теперь идут на пять шагов впереди преступников… Черт! И нафиг я учился-то на адвоката? Пора уходить в милицию…

День шестой

— Ну, вот, — сказал он. — Вот так, значит.

— И что это? — спросил Гавриил, выглядывая из-за плеча.

— Не что, а кто. Это че-ло-век. Так я его назвал.

— Его зовут че-ло-век?

— Нет, звать его… Ага. Звать его — Адам. Адам — он человек. Есть рыба, разные гады, животные, птицы летающие и нелетающие. А Адам — человек. Я его сам слепил. Из глины.

— Какой-то он грубый, шершавый… Какой-то он несовершенный.

— Ну, так он же будет развиваться. Учиться. Размножаться.

— Размножаться? И все будут вот такие? Корявые, шершавые, — архангел посмотрел сверху, поморщился. — Дурные…

— Не дурные! Он просто еще мало знает. Он еще как ребенок.

— Ребенок? Вот это — ребенок? О, боже…

— Здесь я, — откликнулся он, тоже смотря сверху на свое творение. — Понимаешь, есть такая вещь — эволюция. Вот они и станут гладкие, красивые, умные.

— Они? Твой Адам — один! И какая может быть здесь эволюция?

— Хм… Действительно. Как-то я не подумал. Ну-ка, успокой его. Займемся делом.

Времени еще не было. И сказать, сколько его прошло, пока он отодвинулся от стола, было невозможно. Миг ли пролетел? Вечность ли?

— Ух, ты…

— Да, вот так вот.

— Ни фига себе!

— Нравится?

— Можно потрогать?

— Ну, только если очень, понимаешь, очень осторожно.

— Гладенько как! Красиво. Это что?

— Это не что, а кто. Это женщина. Звать ее — Ева.

— Женщина! Это новый вид, да? А из чего ты ее сделал, что она такая красивая? Такая гладкая, такая приятная наощупь?

— Из кости вырезал.

— Ты мастер!

— А то!

— И что теперь будет?

— Ну, что будет… Вот Адам, а вот Ева. Это два человека…

— Постой! Но ты сказал что Адам — человек, а Ева — женщина?

— Кхм. Ну, да, сказал. В общем, они оба — люди, человеки. Только Адам мужчина, а Ева — женщина. Ну, как вот рыбы, гады разные — парами. Так и человеки — парами. Понял?

— Не понял… Это как? Какими такими парами? Они же разные! Адам этот — грубый, угловатый, шершавый… А Ева красивая, гладкая, изящная, тонкая. Не получится у них ничего! Разные они!

— Да, разные. Только никуда она не денется даже от такого грубого и шершавого, — с некоторой грустью сказал он. — Кость-то, из которой я ее вырезал, от него взята. Так что — никуда она не денется. Ну, ладно, читай, что там дальше-то?