Числа. Трилогия

Уорд Рейчел

— Пожалуйста, Джем. С меня хватит.

И в глазах — мольба. Я просила ее не говорить ерунды. А я что буду делать без нее? Вон как Адам любит свою бабулю. Глаза ее наполнялись слезами. Она его тоже любила, любила до умопомрачения, вот только логика ей отказывала, она оказалась совсем одна в страшном и темном месте.

Видимо, напряжение и усталость все-таки сказывались на мне. По ночам я лежала без сна, терзаясь всеми этими невыносимыми мыслями. А что, если вот так оно и суждено? Если мне придется все-таки помочь ей уйти из жизни?

Приближался тот самый день, мне становилось все более не по себе. А

Карен как заведенная твердила одно, больше ни о чем не хотела говорить. Когда я последний раз повела ее в туалет, это простое дело обернулось страшным мучением. Когда я наконец ее усадила, она просто сползла на пол, рыдая в три ручья от унижения. Да, наверное, больше так все-таки нельзя. Надо сходить в собес, попросить помощи. Оглядываясь теперь назад, я понимаю, что мы обе просто окончательно выбились из сил.

Я отвела ее обратно в кровать. Она все не могла успокоиться. Да и я тоже. Она попыталась повернуться, подцепить одну из подушек.

— Просто подержи, Джем.

Она попробовала поднести подушку к лицу, но не смогла.

— Не надо, Карен. Прекратите.

— Джем, пожалуйста. Я устала.

Я забрала у нее подушку. Это было бы так просто: прижать к лицу, навалиться всем телом. А она только этого и хотела.

Тут в комнату вошел Адам:

— Мам, пить хочу. Дай попить.

Я будто очнулась. Помогла Карен наклониться вперед, аккуратно подперла ее со спины подушками.

— Мы все хотим пить, малыш, — сказала я. — Пойду поставлю чайник.

Я налила Адаму сока в детскую кружку, а в другую такую же — чая для Карен: как я уже сказала, у меня, почитай, было двое детей. Я села с ней рядом, поднесла кружку ей ко рту.

— Ну вот, — сказала я. — Выпьем чайку, и все будет не так грустно.

Она слегка улыбнулась той половиной лица, которая ее еще слушалась.

— Печенье хотите?

Она кивнула, я обмакнула печенье в свою чашку, чтобы оно было помягче, положила ей в рот. И вот тут всё и случилось. Карен подавилась. Я отбросила все и принялась колотить ее по спине. Она хрипела, пыталась вдохнуть. Я ничем не могла ей помочь. Бросилась в прихожую, схватила телефон. «Скорая» приехала через десять минут, но было уже поздно. Карен умерла.

Все это случилось у Адама на глазах. Надо было, конечно, вывести его из комнаты, но я была слишком занята Карен.

— А что с бабулей? — спросил он.

Я отвела его в гостиную, усадила к себе на колени.

— Ее больше нет, малыш. Она умерла.

— Как папа?

Я часто рассказывала Адаму про его отца. Хотела, чтобы он знал, кто был его папа, каким он был замечательным.

— Да, как папа.

Это вот, видите ли, вторая вещь, которую я совершила в этой жизни. Я ращу Адама, я стала для него и матерью, и отцом. Ну да, знаю, я не одна такая. На земле тысячи, даже миллионы матерей-одиночек, но когда речь идет лично о вас, а ваше собственное детство было далеко не розовым, вы чувствуете, какая это ответственность — заботиться о своем пятилетнем сыне, знать, что он растет здоровым и счастливым. Если бы вы пять лет назад сказали мне, что я буду матерью, притом хорошей матерью, я бы просто рассмеялась вам в лицо, да вот только, знаете, у меня действительно очень неплохо получается. Я мама. Мама Адама, и очень этим горжусь.

Наверное, спроси любого, и он скажет: мой ребенок — особенный. Что касается

Адама, я это знаю точно. Он очень похож на отца. Вэл говорит: вылитый папаша, когда тот был маленьким, и я ей верю. Во-первых, он рослый не по годам, с длиннющими руками и ногами, даже в младенчестве был таким же. А еще он страшный непоседа. Глаз с него нельзя спускать ни на секунду — сразу что-нибудь натворит. Именно поэтому я стараюсь с ним побольше гулять. Если продержать его целый день в четырех стенах, сама свихнешься. Он из тех ребятишек, из кого энергия так и бьет, им нужно покачаться на качелях, побегать по парку. Отчасти из-за этого после смерти Карен мы перебрались сюда, в Вестон. Жук был прав: пространства здесь — немерено. Можно целый день гулять по взморью, и под конец дня, отшагав многие и многие мили, Адам выдыхается и смирно ложится в кроватку.

Ему трудно сидеть на одном месте, он плохо сосредоточивается. Я уже не раз слышала это от его учителей. Ему бы полазать или попинать мячик, а не сидеть над книжкой. Так что по учебе он немного отстает, хотя я из-за этого не слишком переживаю: нагонит рано или поздно. Голова у него светлая.

В школе они сейчас как раз проходят алфавит и учатся считать до десяти, повторяют снова и снова. Учителям, видимо, кажется, что Адам пока не очень хорошо все схватывает. Но на прошлой неделе у нас случился небольшой прорыв. Адам вышел из школы и сказал, что учительница хочет со мной поговорить. Я подумала: господи, ну чего он там еще натворил? Но все оказалось не так плохо — вернее, плохо не в том смысле, которого я опасалась: подрался, надерзил или еще что-нибудь в этом духе.

Мы пошли в их класс, и учительница показала мне последний рисунок Адама. Очень красиво — яркие цветные карандаши, цвета лета. На рисунке два человечка, большой и маленький, держались за руки. Они стояли на полоске желтого песка, в небе над ними сияло солнце, на лицах у них были широкие улыбки.

— Мы ведь об этом хотели поговорить, об этом замечательном рисунке, да, Адам? — сказала учительница.

Адам горделиво кивнул.

— Это ведь ты и твоя мама, да? — спросила учительница.

— Да, — ответил Адам. — Это мы с мамой у моря.

— Мне кажется, он пока еще путает цифры и буквы, — сказала учительница, — но посмотрите, как твердо он держит карандаш.

И действительно, над головой у фигурки повыше, выгнутые дугой, будто радуга, стояли какие-то знаки.

— Ты ведь хотел написать «мама», да, Адам?

Адам покачал головой и нахмурился.

— Нет, мисс, — ответил он. — Я же вам уже говорил. Это не имя. Это число. Число моей мамы.

Рейчел Уорд

Числа. Хаос

Посвящается Оззи, моей половинке

Июнь 2026 года

Адам

В дверь стучат рано утром, только стало светать.

— Откройте! Откройте! У нас эвакуационный ордер на эти квартиры. Отправление через пять минут. Все на выход, пять минут!

Слышно, как шагают по коридору, колотят в двери, повторяют одни и те же распоряжения. Я-то не спал, но бабуля задремала в кресле и теперь встрепенулась и ругается.

— Черт побери, Адам… Который час?

Дряхлая, сморщенная — такой фиолетовые волосы совершенно не по возрасту.