Число сочетаний
Шрифт:
Девочка так любила свою замечательную тетку, что мама иногда ревновала. Если бы не тетя Инна, Юлька до сих пор ходила бы с косичками, носила бы плиссированную юбочку и белые носочки, сидела бы дома за учебниками, в качестве развлечения слушая только классическую музыку. Инка же часто дарила модные шмотки, иногда брала племянницу с собой в кафе, на теннис, в кино. Только благодаря ее ненавязчивой опеке девочка не чувствовала себя изгоем в школьной тусовке: пусть без макияжа (тут мать была непреклонна!) – зато хорошая фигура и модная прическа, нет украшений и дорогих электронных игрушек – зато умеет играть в теннис и в курсе последних новостей столичного «бомонда». Словом, Инка была ей не столько теткой, сколько старшей подругой, Юля и тетей-то стала называть ее по настоянию матери, и то, когда подросла.
Они поднялись на второй этаж, Юлька подошла к
– Тетя Инна, тебе действительно плохо?
– Да, Юлька, мне очень плохо…
Девочка осторожно спустилась по лестнице, оставив Инку одну.
БОРИС
Наконец-то застолье благополучно подошло к концу. Иссякли рассказы о сказочной Голландии, о трехэтажном доме, двух машинах, цветочном бизнесе, зависти местных жителей, часть из которых когда-то была в статусе друзей, и успехах в деле телекоммуникаций, способствующих распространению прогресса в странах третьего мира. Анна и Ляля повели детей купаться на пруд, воспользовавшись воцарившей тишиной, старики пошли отдохнуть во флигель, только теща никак не могла угомониться и потихоньку убирала со стола. Юлька вызвалась помочь бабушке и деловито направилась в кухню. Вообще-то дочь не упускала возможности поплавать, Борис подозревал, что она слегка обиделась, потому, что за столом все восхищались успехами приехавших детей, совершенно забыв о своих, что называется, «местных»… Глупая, да она сто очков вперед даст им всем, вместе взятым! Впрочем, вероятно, она просто устала от общения с зарубежной родней. Чего нельзя сказать о нем самом – вот она, возможность спокойно поговорить с Алексеем.
– Пойдем, покурим в тенечке, – предложил Борис, и не успела теща в очередной раз напомнить им о вреде курения, как мужчины скрылись на веранде.
– Слушай, а Инна-то так и не приехала. Обидно будет, если мы не увидимся. Да и Сергея я сто лет не видел, начал разговор Леша.
– Ну, Серегу ты здесь вряд ли увидишь, он не большой любитель общения с нашими родственниками – своих-то навещает не каждый год. А Инка должна была приехать. Может, в пробку попала, хотя какие пробки в субботу после трех… Да я думаю, подъедет, увидитесь. Лучше скажи, не томи, тебе удалось что-нибудь узнать?
– Кое-что. Она действительно жила в небольшом городке на Рейне, местечко называется Эльтвилле. Муж, двое детей, мальчик и девочка, как у тебя, только мальчик старший, ему сейчас около двадцати, кажется. Но они переехали несколько лет назад: детям надо получать приличное образование, вот и решили перебраться поближе к цивилизации. Но это так, со слов соседей. Нового адреса у тех нет, а, может быть, просто не стали давать, так что следы теряются. Естественно, я попробовал порыться в Интернете, по телефонным справочникам. И даже один из звонков по берлинскому адресу показался мне странным: мужской голос как-то неуверенно ответил, что такая не проживает. Не знаю, то ли мой немецкий недостаточно хорош, то ли мне просто почудилось, но какая-то заминка на том конце провода была, это точно. Я могу дать тебе номер, попробуй, позвони, только вряд ли тебе больше повезет. И потом, зачем тебе все это? У тебя же нормальная семья, отличные дети. Что ты станешь делать, если найдешь ее?
– Да ты ничего не понимаешь! – взвился в ответ Борис. – Ты думаешь, у всех так, как у вас с Лялькой?! Трое детей, почти двадцать лет вместе, и до сих пор стопроцентный секс! А тут… Я вообще удивляюсь, как у нас Митька-то появился! Знаешь, похоже, это семейное… И, если Инка такая же, как ее старшая сестра, скорее всего, они с Сергеем разойдутся: он не такой «домашний», как я, да и детей нет. Ладно, что сейчас об этом говорить, давай лучше о деле.
– Не знаю, что ты называешь делом, Борь. Цветочный бизнес – это же мафия. То, что Лялька нашла свою нишу, не имея прямого контакта с криминалом – большая удача. Она общается с Россией только по телефону, даже здесь, в Москве, разговаривает только по мобильнику, то есть через спутник и обратно. Ты даже не представляешь, в какую петлю собираешься сунуть голову! И потом, у тебя же нет никакого опыта в этих делах. Конечно, я могу уговорить Ляльку отправить тебе партию цветов, но что ты будешь делать с ними? Поставишь Аню торговать у метро? Так она все продаст по 3 рубля, по старым советским ценам, которые, как и все прочие завоевания социализма, накрепко засели в ее бедной головке. Дальше-то что? И вообще,
– Да глупо, все очень глупо, особенно сейчас, когда оглядываешься назад. Я и сам не понимаю, как это получилось – кругом все миллионеры, один я нищий. Я и не представлял размаха наступившего капитализма в отдельно взятом городе Москва вместе с Московской областью. Ты посмотри журнал «Недвижимость» – там предложения на 100 страниц мелкими картинками от миллиона долларов и выше, и так каждую неделю! Такое ощущение, что бедных здесь уже меньше, чем богатых. Понимаешь, тогда, в начале перестройки, я и представить себе не мог, что можно так воровать – ведь масштабы потрясают! Что можно не платить зарплату врачам и учителям, что можно не платить рабочим, а самим ездить на «мерсах» и покупать виллы в Испании? В общем, остается воскликнуть, как чеховскому дяде Ване: «Зачем я не крал?!» И ты тоже будешь меня упрекать? А сейчас уже поздно, все разобрано, поделено, присвоено. И все кругом мнят себя порядочными, деловыми, им положено… Ну, почему, почему не я? Вот мы смеемся над Анькой, над ее идеализацией прошлого, а, в сущности, чем я отличаюсь от нее? Да в чем-то она права… «Унесенные ветром», да и только. Дети развитого социализма, начитались книжек и всему поверили… Ну да ладно, не стоит в жаркий летний день обсуждать судьбу Отечества и моего потерянного поколения. Если ты сможешь мне помочь c цветами, я все же попробую – у моей коллеги по работе брат открывает цветочный магазин, здесь недалеко, в Бронницах. Она в курсе, что у нас родственники в Голландии, сама предложила поучаствовать.
– Борька, с тобой все ясно! Скажи еще, что это не то, что я думаю!
– Леш, но это действительно не то, ты так говоришь, потому что Татьяну не знаешь. В общем, договорились. И телефон этот берлинский ты мне оставь. Хотя, честно говоря, я и сам не знаю, что буду делать, если найду ее. Но в последнее время все чаще и чаще думаю о ней. Она мне снится. А все остальное…Ты знаешь, я не самый примерный муж, но все мои похождения какие-то … ненастоящие. Все как-то мимо души. И Анька это чувствует, потому и не ревнует всерьез. Или мне только так кажется?
– Хорошо, договорились. Смотри, наши вернулись с купания. Да и твоя свояченица, оказывается, приехала. Пойду, поздороваюсь, расцелую красавицу – по сравнению с моей половиной она просто топ-модель!
Борис остался на веранде. Похоже, Леша совершенно не верит в его деловые качества. Но что-то же надо делать?! Дети растут, денег надо все больше. А потом надо будет еще больше… И пока все складывается так, что вряд ли он сможет их заработать в достаточном количестве. Выходит, права была Марина.
… Осенью, после возвращения из Крыма, в Москве он увидел совсем другую Марину. Там, на море, они были свободны от сети отношений ближнего круга, которая накрыла их по возвращении домой. Да и не только ближнего – в московской толпе легко потеряться. Борис, конечно, выделялся на общем фоне: довольно высокий, спортивный, удивительно хорошо сложенный для своих лет (спасибо плаванию, обычно в этом возрасте мальчишки еще довольно угловатые), в джинсах «levis» и кожаной куртке, привезенной ему отцом из Алжира, где тот работал по контракту. Да и учился он в 444-ой школе, которая в те времена уступала, быть может, только знаменитой 2-ой. Но Марина…
Она принадлежала к более чем труднодоступной в те времена богемной среде. Отец Марины был музыкантом, работал в театре «Ромен». Несмотря на свои цыганские корни, он был родом из Эстонии, и ее мама, эстонка по национальности, работала переводчицей в журнале «Дружба народов». Хотя отец был настроен против артистической карьеры дочери, Марина занималась танцами и верховой ездой, кроме того, училась в немецкой спецшколе, играла в теннис. На первом свидании она появилась в длинном черном пальто с капюшоном, которое распахивалось при каждом шаге, открывая почти безупречные ноги и красную кожаную мини-юбку. Сумка на узком ремешке слегка покачивалась в такт шагам, отросшие с лета волосы Марины были пострижены «каре», и вся она была красива какой-то иноземной красотой.