Число зверя, или Тайна кремлевского призрака
Шрифт:
— Так только у вас, литераторов, в книжках бывает, — усмехнулся Константин.
— А с чего это ты заявился и сел? Весь кайф общения с красивой женщиной испортил.
— Кажется, ты забыл, что эта женщина проходит у меня как свидетель по делу об убийстве. Я бы попросил тебя впредь не предпринимать без моего согласия подобных экскурсий.
— Ладно, тебе, — отмахнулся от него Николаев, — подумаешь, зашел к бабе…
— Я тебе говорю это на полном серьезе. Кстати, действительно, когда ты работал в милиции, в тебя три раза стреляли?
— Стреляли больше, попали только три.
—
Николаев резко остановился и, схватив Григорьева за лацкан пиджака, притянул его к себе:
— Ну и сука ты! Я не посмотрю, что ты при исполнении… Он мне жизнь спас. Под пули вместо меня пошел. И я, между прочим, после этого месяц не на Багамах провел, а в реанимации пролежал.
— Заметно, — вырвав полу пиджака, пробурчал Григорьев.
— Что с тобой говорить, — Сергей развернулся и пошел в обратную сторону.
— Сам же первый позвонишь, — крикнул ему в след Григорьев.
Сергей поднял голову. Ноги сами привели его к Центральному дому литераторов. Николаев толкнул дубовую дверь и вошел. В холле оживленно сновали какие-то разодетые бабенки, они резко контрастировали с сонными, как мухи, писателями. Рабочий цикл последних ни при каких властях не совпадал с режимом жизни обычного обывателя. К Сергею подлетел один из завсегдатаев ЦДЛ и, сообщив, что все сидят в нижнем кафе, а его отправили за водкой, так как она у них уже на исходе, тут же исчез. Еще одной вечной проблемой, которая постоянно мучила русского писателя, был хронический дефицит водки и денег. Последнее стало особенно заметно после того, как коммерческие структуры выжили московских литераторов из их собственного профессионального клуба и, отобрав ресторан и «пестрый зал», загнали в какой-то душный подвал, в котором цены были раза в два выше чем в любом другом подобном заведении. Как шутил Николаев — пытаются и отсюда выжить. Но бывший «совок» везде находит выход, и вместо того, чтобы покупать выпивку в кафе, писатели набирали ее в соседних магазинах, которые на этом процветали, а литературное кафе все больше и больше хирело. Вместо того, что бы скинуть цены и дать творческой личности спокойно оттянуться в родной обстановке, администрация поднимала их не по дням, а по часам. Сергею было интересно наблюдать, долго ли будет продолжаться выкуривание литераторов из их родного дома, и чем закончится это противостояние.
Один из знакомых Николаева продавал в фойе ЦДЛ изданный за свой счет сборник юмористических рассказов. Сергей подошел к нему и, поздоровавшись, спросил:
— Что, на хлебушек не хватает?
— Не только на него, но и на Капри. Знаешь, уж очень хочется побродить по острову в обнимку с нашим классиком.
— Это с Лениным, что ли?
— Упаси Боже, — перекрестился писатель, пытавшийся совместить в одном лице автора, издателя и бизнесмена. — Мне бы с господином Максимом Горьким, человеком и пароходом.
— Хорошее дело. И я не отказался бы от участия в подобном мероприятии. Возьмешь меня бутербродом?
— Это как?
— Ты же всякие хохмочки пишешь, а такого анекдота не знаешь.
— В чем дело, расскажи.
— В следующий раз. Что здесь происходит, почему столько экзальтированных дамочек?
—
— Ох уж эти «гербалайфы», по-моему, они уже у всех в печенках сидит. Неужели кто-то еще верит, что, купив пачку заграничного силоса, можно, не отходя от телевизора и не вылезая из мягкого кресла, стать такими стройными и протяжными как эти девочки?
— Как видишь, иначе бы они не разорялись и не платили директору ЦДЛ такие деньги за аренду большого зала.
— Ладно, — махнул рукой Николаев, — все при деле, один я шляюсь без толка. Пойду лучше выпью кофе.
Сергей спустился в кафе. Дым здесь стоял коромыслом. Вентиляция опять не справлялась со своей работой. Как ни странно, но все столики были заняты.
— Сергей, иди к нам, — махнул из дальнего угла зала Борис Никитин.
Николаев присел за столик и поздоровался за руку со всей многочисленной и пестрой литературной компанией, сидящей за столом.
— Выпьешь? — спросил Борис, разливая по стаканам водку.
— Чуть-чуть можно, — Сергей взял стакан с водкой, поддел на вилку из стоявшей на столе трехлитровой банки малосольный огурчик и, крякнув, выпил. — Хорошо пошла. Где брали, в магазине?
— У грузина в ларьке. У него дешевле.
— Потравитесь как-нибудь.
— Эт-точно, — поддакнул сидевший рядом с Николаевым драматург и продолжил сопя выуживать двумя пальцами из банки огурец.
— Серега, ты обещал принести какой-нибудь рассказик для моей «цэ-дэ-эловской вешалки». Где он? — поинтересовался Никитин.
— Да я не из дома иду. Так, случайно зашел. Обязательно принесу.
У Бориса было увлечение собирать различные байки о покойных и ныне здравствующих писателях, а, так же различные скандальные истории, связанные с ЦДЛ.
К столику подошла молодая женщина с довольно вульгарным макияжем, да еще с претензией одетая.
— Можно, к вам, — спросила она и, не дожидаясь ответа, шлепнулась на свободный стул. — Этот дурак уже успел надраться и порядком мне надоесть. Еле языком ворочает.
— Правильно, так ему, — усмехнулся драматург. — Только я одного не понимаю, чего тебя его язык беспокоит? Тебе же не этого от него надо, а дармовая выпивка. Или у него уже бабки кончились?
— Па-ашел ты, — повернулась к нему женщина. — Сейчас твоей Клавке позвоню, что опять здесь торчишь, тогда узнаешь, кому дармовая выпивка нужна.
Драматург задавил зачем-то, как окурок, недоеденный огурец в пепельнице и встал.
— Я с этой бабой не только разговаривать, но даже сидеть рядом не хочу, — сказал он, взял свою сумку и, слегка покачиваясь, направился к выходу.
— А я с подобными уродами, — бросила ему вслед дама, — которые даже правильно галстук к рубашке подобрать не могут, и не общаюсь. У меня другой круг знакомств. И ужинаю я каждый день в лучших салонах Москвы.
— Ладно успокойся. Сергей, знакомься, — Никитин кивнул в сторону женщины, — широко известная в узком кружке наших членов… — Здесь он сделал многозначительную паузу и закатил глаза. — Членов Союза писателей, — вновь пауза, — журналистка. Как тебя там?