Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган
Шрифт:
– В один прекрасный день такая "Ита" причалит как ни в чем не бывало в Натале и, вместо того чтобы высадить пассажиров, выпустит на улицы отряд революционеров. Они нападут на дворец, начнут палить - пум-пум, пум-пум... Не обманывайтесь, все моряки, служащие компании, заодно с революционерами. Не правда ли, капитан?
– Я не принадлежу к кадрам компании. Мне приходилось совершать дальние плавания, покуда я не вышел в отставку. Здесь же я очутился из-за несчастного случая...
– Да, правда, я и забыл. Вы нас выручили, сеньор... Иначе нам пришлось бы ждать капитана из Рио, Да, сеньор, это очень хорошо! Для меня,
либеральный альянс тут очень слаб, и Витал Соарес - кандидат в вице-президенты... Зато женщины здесь шикарные...
Капитан в знак согласия попытался улыбнуться.
Сенатор, довольный тем, что разговор принял другое направление революционеры отошли на второй план и обед не будет испорчен, подхватил:
– Дальние плавания, чужие моря... Вы видели много разных стран, капитан?
– Практически весь свет, я плавал под разными флагами.
– Увлекательная профессия, но немного одноо0- разная, не так ли? День за днем, все море да море, особенно если рейс продолжительный... философство-.
вал сенатор.
– Ну, а как насчет женщин, у вас, наверно, было немало побед, а, капитан?
– увлеченный этой темой, депутат забыл о заговорщиках.
Жареный каплун выглядел соблазнительно, Васко еще почти ничего не ел, кроме хлеба. Орудовать ножом и вилкой оказалось очень трудно из-за качки.
Взять же просто рукой было бы неприлично.
– Во время плавания капитан - монах.
– Бросьте, капитан, не рассказывайте сказок...
– В порту - другое дело, там моряки берут свое...
– А скажите-ка, вот вы были во многих странах, какие женщины, по-вашему, самые темпераментные?
Момент был весьма неподходящим для ответа на такой вопрос, каплун грозил соскользнуть с тарелки, и, чтобы совладать с ним, требовалось напряженное внимание и максимум осторожности. Васко уклонился от прямого ответа:
– Трудно сказать. Когда как...
– Ну что вы, кто же не знает таких вещей! Англичанки, например, холодные, француженки алчные, испанки пылкие. Даже я, хотя никогда не выезжал из Бразилии...
– Конечно, это правда, различия есть. На мой взгляд, самые пылкие из всех...
– он сделал паузу, сенатор и депутат наклонились, чтобы лучше слышать.
Капитан понизил голос: - Лучше всех арабские женщины.
– Горячие?
– прошептал сенатор.
– Огонь!
– Когда я был мальчишкой, - депутат погрузился в воспоминания, - в Кампина-Гранде славилась одна турчанка. Красавица. Но брала страшно дорого, ребятам было не по карману - только богатым фазендейро.
Компот чуть не вызвал катастрофу. Едва капитан проглотил первую (и последнюю) ложку сладкого сиропа, как началось такое, что понадобилось напряжение всех духовных и телесных сил для избежания катастрофы. В желудке разыгралась страшная буря, и капитан ощутил глубокое разочарование в жизни, отвращение к ней. Какое счастье, что нежная, красивая дама бальзаковского возраста не пришла в столовую! Он не смог бы говорить с ней, все на свете было ему безразлично, и единственное, чего он желал, это чтобы злополучный обед скорее кончился.
– Вы почти ничего не ели, капитан.
Депутат пожирал
– Я себя неважно чувствую, поел зеленых кажаран [Кажарана (или кажаманга) - бразильский фрукт] и получил расстройство желудка. Так что мне нельзя много есть.
– Представьте, мне даже показалось, что вам дурно. Капитан, страдающий морской болезнью, - какой абсурд!
Все трое расхохотались, услышав такое нелепое и смешное предположение. Васко решил больше не рисковать и отказался от кофе. Он еле дождался, пока все кончат есть, и поспешно встал, давая понять, что обед завершен. На палубе депутат попытался удержать его:
– А если бы вы, капитан, обнаружили одного из революционеров в своей каюте? Как бы вы поступили? Выдали бы его полиции или сохранили бы все в тайне?
Как бы он поступил? Откуда он знает, как действовать в подобных случаях? Он не занимался политикой с тех пор, как кончилось правление Жозе Марселино и убили дона Карлоса I, короля Португалии и Алгарви.
Он не желает ничего знать обо всех этих революционерах и революциях, будь прокляты и Вашингтон Луис, и Жулио Престес, и Жетулио Варгас, ничто не помешает ему немедленно отправиться в свою каюту! Даже если бы сейчас появилась улыбающаяся сеньора с собачкой. Он хочет только одного - лечь, уткнуться головой в подушку и чтобы никто его не видел!
– Извините, сеньор. Мне необходимо занять свой пост на мостике. Взглянуть, как идут дела.
– Ну что ж, идите, а потом возвращайтесь - поговорим. Я буду в салоне.
Васко кинулся вверх по лестнице, дождь хлестал по офицерской палубе. Вдруг какая-то фигура преградила ему путь.
– Добрый вечер, капитан.
Это был судовой врач, он курил баиянскую сигару.
– Идете на мостик выкурить трубочку? Не предпочтете ли сигару?
Он вытащил одну из кармана кителя - черную, дурно пахнущую...
– Премного благодарен, я курю только трубку...
– Вы родились здесь, в Баие?
– Да, здесь...
– И не любите сигары? Это преступление...
– Врач рассмеялся.
– Дело привычки. Извините, хочу немного вздремнуть.
– Так рано?
– День был тяжелый...
– Тогда спокойной ночи.
Ветер донес до него зловонный дым сигары, набежавшая волна сильно качнула судно. Васко ринулся к своей каюте, врач, к счастью, уже спустился вниз.
К счастью, потому что Васко не успел добраться до желанной двери. Он перегнулся через борт и... казалось, он лишается не только чести, но и жизни, настал его последний час... Запачканный, униженный, жалкий, капитан в страхе огляделся - никого. Тогда он быстро вошел в каюту, запер дверь и свалился на койку, не в силах даже раздеться.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Об "Ите", плывующей под солнцем, - почти фольклорная глава, которую надо читать под аккомпанемент песни Доривала Каимми "Сел на "Иту" на севере я"
В день Второго июля небо прояснилось. Солнце сияло, гладкая поверхность моря, разрезаемая высоким носом гордой "Иты", сверкала, как стальное полотнище. Капитан вышел из ванной и обнаружил на столе В; своей каюте кофе, который принес вежливый, постоянно улыбающийся слуга. Капитан решил, что вешать нос нет никаких причин, и всей грудью вдохнул морской воздух, как во времена своих плаваний в Азию и Австралию. Напевая одну из песенок танцовщицы Сорайи, где говорилось о море и моряках, он надел белую форму.