Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган

Амаду Жоржи

Они прибывали к месту назначения. Теперь остается лишь подписать документы, и он сможет спуститься по трапу, догнать Клотилде и получить записку с ее полным именем и адресом, благоухающую от соприкосновения с ее девственной страстной грудью. Представитель компании стоит на пристани и держит в руках документы. Где же брат Клотилде? Васко пытался угадать его в толпе встречающих. Они перекликались с пассажирами и нетерпеливо махали руками. Носильщики предлагали свои услуги, показывая номера на груди. Все идет хорошо, думал капитан. И именно в эту минуту, когда на его устах появилась улыбка

полного удовлетворения, над ним прозвучал голос первого помощника, окруженного судовыми офицерами: - Капитан!

– Что?

– Капитан, наше путешествие кончается.

– К счастью, все прошло хорошо.

– К счастью. Вам остается только отдать последние приказания.
– Он вытянулся перед Васко и громко спросил: - На сколько канатов прикажете швартовать судно в гавани?

– Как?

– На сколько швартовов будем зачаливать судно в гавани Белема? повторил первый помощник еще более торжественно и серьезно.

– Но я уже вам сказал, друг мой, что не желаю ни во что вмешиваться, не хочу давать никаких приказаний. Я прибыл сюда по необходимости, а судно находится в хороших руках.

– Извините, капитан, но вы, старый моряк, так хорошо знающий законы мореплавания, как видно, просто забыли, что мы в конечном порту и тут только капитану и никому больше полагается распорядиться, на сколько швартовов зачаливать судно в гавани.

– Конечный порт! Вы правы, я забыл... швартовы...

В Салвадоре перед отплытием судна ему показалось, что старший помощник и этот Америке Антунес, представитель компании, переглянулись, а ведь Америке поклялся ему...

– Капитан, мы ждем. И мы, и пассажиры. Машины почти остановлены, на сколько швартовов зачаливать судно?

Васко устремил на него взгляд своих ясных глаз.

– На сколько швартовов?
– И тут дивный дар, присущий поэту, вновь осенил его: - На сколько?

Он сделал паузу и голосом капитана, привыкшего отдавать команду, крикнул:

– На все!

Офицеры переглянулись, они были оШеЛомлены, Такого ответа никто не ожидал. По правде сказать, они ожидали не ответа, а замешательства, смущения, саморазоблачения. Однако после краткого мига растерянности первый помощник улыбнулся - теперь шутка будет полной, - он поднял рупор и передал небывалую команду:

– Приказ капитана: зачалить судно на все швартовы.

Офицеры поняли, они с трудом удерживались от смеха. Комиссар сбежал вниз: надо объяснить пассажирам, в чем дело, пусть наберутся терпения.

Команда забегала, начался спектакль, который вскоре собрал в порту уйму народа, офицеры и матросы всех судов, включая и речные пароходики, не сводили глаз с "Иты".

Вытянувшись перед капитаном, первый помощник снова спросил:

– Сколько якорей, капитан?

– Все!

Первый помощник - в рупор:

– Приказ капитана: все якоря!

– На сколько колец травить якорные цепи, капитан?

– На все!

– Приказ капитана: все цепи до конца!

Матросы тащили канаты и бросали их грузчикам в гавани, те закрепляли их на больших причальных тумбах. Концы раскачивались в воздухе.

– Сколько тросов, капитан?

– Все!

–

Приказ капитана: все тросы!

Стальные тросы и растяжки намертво зачалили судно. А ведь оно и без того уже прочно стояло в гавани, словно пустило корни; якоря, цепи и канаты с избытком обеспечивали безопасность в случае любого самого сильного шторма, любой самой сокрушительной бури. Между тем ни одна метеорологическая станция не предсказывала ничего подобного, ни один опытный моряк ни слова не говорил о буре. Все в один голос предвещали хорошую погоду с легким бризом.

Гомерический хохот поднялся в порту, он доносился до кают первого класса. Первый помощник продолжал:

– Малый якорь тоже, капитан?
– Тоже.

Васко услышал, как гремит смех, понял, в какую ловушку попал, но его уже понесло и он не мог остановиться.

Хохот был слышен даже на мостике.

– Крепить канатом или стальным тросом?

– И тем и другим.

– Приказ капитана: бросить малый якорь и закрепить канатом и стальным тросом!

Первый помощник склонился перед Васко.

– Благодарю вас, капитан, швартовка закончена.

Васко Москозо де Араган наклонил голову и повесил нос. Он стал всеобщим посмешищем. Весь порт содрогался от хохота, люди сбегались отовсюду посмотреть на "Иту", пришвартовавшуюся в гавани Белема так, будто настал день Страшного суда и миру предстоит погибнуть в реве бурь и ураганов.

Нахмурившись, капитан прошел мимо судовых офицеров, обессилевших от смеха, и направился в свою каюту. Он заранее уложил вещи, чтобы быстрее нагнать Клотилде. Взял чемодан. Кому бы дать телеграмму в Салвадор с просьбой продать дом в Перипери и купить взамен на Итапарике? У него не было друзей в столице штата, прошло то незабвенное время, а Зекинью Курвело нельзя просить о таком деле, он не может даже показаться ему на глаза, взглянуть в лицо. Раскаты смеха сливались в единый ровный гром, слышный даже в каюте.

Он спустился на ют первого класса - трап был только что спущен. Когда Васко подходил к ним, комиссар с хохотом объяснял Клотилде:

– Это именно так, я же вам говорю, моя сеньора...

В руке у нее был листок бумаги. Их глаза встретились, она взглянула на капитана с презрением и разорвала записку в клочки, записку с именем и адресом, еще хранившую тепло ее груди... Пассажиры искоса посматривали на Васко, смеясь, указывали на него друг другу. Клотилде отвернулась и пошла к трапу.

Встав на первую ступеньку, она оглянулась, еще раз пронзила Васко презрительным взглядом и бросила ему обручальное кольцо. Кольцо со звоном покатилось по палубе. В глазах у Васко помутилось, он схватился за поручни и, шатаясь, направился к трапу. Вдруг ктото заботливо взял его под руку.

– Вам плохо, капитан?

Это была метиска Моэма. Из всей толпы, заполнявшей палубу и гавань, только она не смеялась. Моэма сказала:

– Не обращайте внимания...

Он даже не поблагодарил ее - перехватило горло - и, потеряв всю свою жизнерадостность, повеся нос, пошел к трапу. Здесь его остановил представитель компании с бумагами. Капитан кое-как нацарапал свое имя чувство долга еще сохранилось в его душе.