Чистая правда
Шрифт:
– Дерьмо господне, поверить не могу…
– Я знаю.
– И все это произошло сегодня?
– Ну, я же докладывал вам, что чуть раньше приезжал Райдер; и да, это произошло сегодня.
– Проклятье, почему вы разрешили ему встретиться с Хармсом?
– А вам не кажется, что, если б мы ему запретили, это укрепило бы его подозрения? Разве у меня был выбор после того, как он прочитал письмо Хармса в Верховный суд?
– Тебе следовало позаботиться о сукином сыне раньше. У тебя было двадцать пять лет, Фрэнк.
– Двадцать пять лет назад
– Вы оба делаете это не совсем бесплатно. Сколько сейчас стоит твое маленькое гнездышко? Миллион? У тебя будет очень комфортная жизнь после отставки. Чего нельзя сказать о нас, если все выйдет наружу.
– Дело не в том, что я не хотел прикончить Хармса. Проклятье, Тремейн как раз сегодня попытался сделать это в изоляторе, но такое впечатление, что у Хармса имеется шестое чувство. Он становится опасным, как змея, когда его загоняют в угол. У парней из охраны ограниченные возможности, к тому же мы на виду, к нам проявляют особый интерес; случаются неожиданные инспекции и проверяющие из АСГС [12] … Ублюдок просто не желает умирать. Давайте вы приедете к нам и попробуете с ним разобраться.
12
Американский союз гражданских свобод.
– Ладно, ладно, спорить нет смысла… Ты уверен, что все мы названы в его письме? Как такое возможно? Он ведь даже не знал, кто я такой.
Рэйфилд не колебался ни мгновения. Имя человека, с которым он разговаривал, не было названо в письме, но Рэйфилд не собирался ему об этом говорить. Они все были на крючке.
– Откуда я знаю? У него было двадцать пять лет на размышления.
– И как ему удалось отправить письмо на свободу?
– Я каждый день ломаю над этим голову. Охранник видел проклятое письмо. Там была его последняя воля, и всё.
– Однако он сумел.
– Я уверен, что тут не обошлось без Сэма Райдера. Он принес с собой радиоприемник, тот заглушил «жучок», который мы установили, и я не слышал, о чем они говорили. Уже это должно было вызвать мои подозрения.
– Я никогда не доверял Райдеру. Если б он не добился признания Хармса невменяемым, тот уже давно был бы мертв.
– Второе письмо, которое мы нашли в портфеле Фиске, было машинописным. Без подписи в конце, знаете, будто его напечатала личная секретарша или сам Райдер. Кстати, оба документа оригинальные.
– Проклятье, почему сейчас? Ведь прошло столько времени…
– Хармс получил письмо из армии, он упомянул о нем в своем ходатайстве. Возможно, оно пробудило его память. Могу заверить вас, что до сих пор он либо не помнил, что тогда произошло, либо держал это при себе все двадцать пять лет.
– Почему он так поступил? И почему, черт побери, армия после стольких
– Я не знаю, – ответил Рэйфилд, который очень нервничал.
На самом деле он знал. Причина была написана в ходатайстве Руфуса к суду. Но Рэйфилд решил пока придержать эту карту.
– И, естественно, у тебя нет того таинственного письма из армии?
– Нет, пока нет.
– Оно должно находиться в его камере, хотя я не могу представить, как оно могло к нему попасть.
– Иногда мне кажется, что Хармс – волшебник, – сказал Рэйфилд.
– А еще какие-то посетители у него были?
– Только брат Джош Хармс. Он приезжает примерно раз в месяц.
– Что с Руфусом?
– Похоже, его дела плохи. Удар или сердечный приступ. Даже если ему удастся выкарабкаться, он уже не будет прежним.
– Где он сейчас?
– Его везут в госпиталь в Роаноке.
– Какого черта ты его выпустил?
– Док велел. В его обязанности входит спасать жизни, и не важно чьи – заключенного или нет. Вам не кажется, что, если б я отменил его приказ, это выглядело бы подозрительно?
– Значит, так: держи руку на пульсе и моли Бога, чтобы его сердце разорвалось. А если он справится, помоги ему.
– Да ладно вам, кто ему поверит?
– Я бы на твоем месте не был так в этом уверен. Майкл Фиске… Он единственный в курсе, кроме Райдера?
– Да. По крайней мере, я так думаю. Он приехал, чтобы проверить историю Хармса. Никого не поставил в известность о своих планах… во всяком случае, так он сказал Хармсу. Тут нам повезло, – продолжал Рэйфилд. – Я напел ему про то, что Хармс постоянно пишет обвинительные письма, что у него такая болезнь. Мне кажется, Фиске мне поверил. Кроме того, мы имеем рычаги воздействия – у него могут быть очень серьезные неприятности из-за того, что он сюда заявился. Я не думаю, что он даст ходатайству ход.
Голос на другом конце провода зазвучал на несколько децибел выше.
– Ты спятил? У Фиске в данном вопросе нет выбора.
– Он работает в Верховном суде; я слышал, как он сам сказал об этом Хармсу.
– Да знаю я, черт тебя задери… А теперь слушай, что ты сделаешь. Ты должен позаботиться о Фиске и Райдере, причем немедленно.
Рэйфилд побледнел.
– Вы хотите, чтобы я убил клерка Верховного суда и местного адвоката? Послушайте, у них же нет доказательств. Они не смогут ничего нам сделать.
– А вот этого ты знать не можешь. Тебе неизвестно, что говорилось в письме из армии. А также что могли накопать Фиске и Райдер после того, как бумаги попали к ним в руки. К тому же Райдер практикует право тридцать лет. Он не стал бы давать ход иску, который считал «пустышкой», тем более отправлять его в Верховный суд. И, возможно, тебе это неизвестно, но люди, работающие в Верховном суде, совсем не идиоты. Фиске не поехал бы в такую даль, если б считал, что Хармс сумасшедший. Судя по тому, что ты мне рассказал, содержание писем очень точно описывает то, что произошло тогда на гауптвахте.