Чистилище. Книга 1. Вирус
Шрифт:
Лантаров покачал головой и взглянул на Лидию – та слушала мужа в состоянии экзальтированного трепета. Он же ничего путного не мог сказать о психотерапевтах, а с этого вечера склонен был считать их виртуозными шарлатанами. Лантарова больше поразило другое: что Жора всех их попросту ненавидит, особенно этого пресловутого Отто.
– А зря не слышал. Ты бы его фото посмотрел! Такой себе невзрачный еврейчик с личиком заумного школьника в очках. Так вот, его пациентка Анаис Нин, к счастью для нас, исследователей, оказалась писательницей и зафиксировала в дневнике общение со своим терапевтом. Оно состояло из множества откровенных ласк, включая оральный секс. Есть основания считать, что Зигмунд Фрейд предпочитал соблюдать приличия и воздерживаться от сексуальных
Жора мечтательно цокнул губами, а Лидия одарила мужа щедрой улыбкой, за которой, вероятно, прятались терпкие воспоминания ее нетривиального совращения. Лантаров же с любопытством подумал: «Интересно, за что он так не любит этих людей – за их успехи у женщин или за то, что они добились известности?»
– То есть, – рассудительно подытожил Лантаров, – ты уже давно практикуешь секс на стороне, и чтобы Лидии не было неприятно, предложил и ей попробовать?
Жора, наверное, хотел услышать несколько иной вывод и искусно перевел внимание в иное русло:
– Так, мясо по-французски готово. Лидия, давай тарелки и приборы.
– Как кофе? – как бы между прочим спросила Лидия, убирая его чашечку. Она заглянула ему в глаза, и в сияющих аквамаринах он разглядел признаки возникшей эмоциональной связи.
– Фантастика! – ответил Лантаров, стараясь всем своим видом выразить признательность. Кофе, в самом деле, был превосходный, с пряным набором специй, похоже, корицы и гвоздики.
Мясо тоже оказалось отменно приготовленным и в меру острым – Жора, вне всякого сомнения, обладал редкими способностями повара. «И не исключено, – думал Лантаров, – совершенно необоснованно зарыл свой реальный талант в угоду сомнительному психоанализу». За ужином они незаметно выпили бутылку вина, затем достали еще одну. Тема телесной любви совершенно неожиданно для гостя сместилась в сторону поэзии и политики, восхищенные друг другом муж и жена непрестанно цитировали одного любимого поэта, писавшего довольно забавные стихи на украинском языке, пересыпанные пошлыми намеками и махровой нецензурщиной.
Лантаров уже окончательно забыл об истинной причине знакомства и размяк в уютной домашней обстановке. Но Лидия ошарашила гостя неожиданным вопросом:
– Кирилл, все так душевно складывается… Не хочешь сегодня попробовать чего-нибудь остренького?
Эти простые слова произвели эффект бандитского выстрела в упор. Первое мгновение он опешил настолько, что потерял дар речи. И когда эти двое сумели договориться между собой? У них что – есть свой, зашифрованный язык знаков? Сонмище вопросов завертелось в голове. Жора окончательно сбил Лантарова с толку:
– Кирилл, я знаю, ты, наверное, из-за меня испытываешь стеснение. Так я на правах хозяина заявляю: топай в гостиную, слушайте музыку и начинайте отдыхать – я присоединюсь через несколько минут.
Лантаров вдруг почувствовал на лбу испарину. Он совершенно непредсказуемым образом оказался в роли совращаемой девушки. Лицедеи, открывшие сезон охоты! Он решительно не знал, как поступить.
– Ты уверен, что я вписываюсь в вашу картинку?
Тот поразил своим ответом еще больше:
– Ты нам понравился – ты по-настоящему порядочный человек.
При чем тут порядочность?! И сколько еще порядочных людей беспорядочно бродят по улицам столицы?! Мысли Лантарова снова бешено забегали по замкнутому кругу, но
– Пойдем, – произнесла она невозмутимо, и аквамарины в глазницах блеснули фантомной вспышкой.
…Ничего экстраординарного не произошло. Только в сердце тупой, едва опознаваемой болью отдалась собственная всеядность. Нет, эта Лидия, конечно, мила, хотя ее одержимость, временами переходящая в неистовость, отдавала чем-то ненатуральным, придуманным. А Жора… Маститый аналитик оказался давно истощившимся любовником. Странно, что он совсем не запомнил Лидию. Но почему-то пытался сравнить ее елейный образ с колоритной Вероникой. Они были слеплены из разных материалов. Лидия ассоциировалась у него с послушной комсомолкой-ударницей из советского фильма. Ее выступление было сродни бойким речевкам на школьной линейке, только текты были составлены из клочков чужих психоаналитических формул.
Со странной семейкой впоследствии Лантаров виделся редко. Только когда не знал, куда деть субботний вечер или воскресенье. Эти отношения сплетались из долгого, не лишенного интереса, словесного забега, и только финишный круг в марафоне был напрямую связан с телом. Но не с теплом, потому что тело оставалось лишь объектом по большей части беспристрастного исследования. Его исследовали, но и он познавал.
И все-таки что-то его беспокоило. Тут все было похоже на раздельное питание: философия отделена от бытового общения, секс отделен от семьи, дружба отделена от любви. Он превратился в друга семьи, но мог бы с успехом назвать себя товарищем Никто. Таинственно возникающим и так же зашифрованно исчезающим призраком. В этой заносчивой выдумке Вакха он добровольно стал чьей-то иллюзией, частью пустоты. Порой он задавал себе вопрос: а не является ли их упорное анализирование самих себя и сердцевиной той самой болезни, от которой они пытаются лечить окружающих?
Сначала Лантаров заметил, что Жору что-то беспокоит в их интимной связи. Жора стал иногда надолго пропадать во время их импровизированных игр, и Лантаров поймал себя на мысли, что совершенно не может сосредоточиться. Где он, сидит в углу, уткнувшись тяжелым взглядом в потолок? Или нервно курит на кухне? А может, в нем не на шутку взыграла ревность, и он схватит кухонный нож и войдет в комнату с решительностью мрачного коновала?! Наблюдая за происходящим, Лантаров пришел к выводу, что Жора стал пленником собственных химерических воззрений. И в этой игре троих свихнувшихся он – лишнее звено. Но зачем тогда он позволил принять его, Лантарова, в качестве друга на семейном ложе?
Однажды Лантарову стало не по себе, когда отлынивающий участник слишком долго наблюдал за любовниками и наконец угрюмо прошептал сквозь зубы: «Моя школа!» Безобидные слова прозвучали зловеще, и Лантаров подумал, что нервозность и страсть к вуайеризму имеют ту же природу, что его проблемы до встречи с Вероникой. Он уловил, что Жора находится в шаге от бессилия и отчаяния, в то время как Лидия упорно пытается воздействовать на него через третьего партнера. Он же был приправой. Специфическим лекарством, сомнительным средством психотерапии. И тогда Лантаров решил сам нажать на тормоза. Он долго не отвечал на звонки или ссылался на занятость, пока однажды Лидия не позвонила с незнакомого ему офисного телефона. Осведомившись, не очень ли он занят, и получив пространный ответ «не катастрофически», она с волнующей настойчивостью попросила его приехать в офис к концу рабочего дня.
«Что порой блестяще удавалось Лидии, так это ролевые игры. Наверное, тут есть определенный психоаналитический привкус», – со сладострастием думал Лантаров после восхитительного офисного совращения.
– Никогда бы не сказал, что психотерапевт в собственном офисе может оказаться таким манящим, – признался Лантаров.
«Ну почему женщина ощущает власть после качественного контакта? Ведь это же ее взяли, покорили, победили?» – Лантаров рассматривал партершу и недоумевал.