Чистильщик кошмаров
Шрифт:
Когда мухи добрались до моих глаз, я споткнулся, упал, и моя судьба оказалась решена.
Я вовремя понял, что с каждой секундой из-за боли мне все сложнее действовать осознанно, и нажал на «экстренную смерть». Пока не стало слишком поздно. Если бы не нажал – имел шанс потерять контроль и прочувствовать съедение мухами заживо в полном объеме, пока тело персонажа не умрет от шока или потери крови.
***
Очнулся я в личном пространстве. Меня трясло. Я начал догадываться, что новая работа может оказаться не такой уж простой и приятной.
До
Написал записку Татьяне, предупредил, что задерживаюсь, объяснил, как погиб.
В ответ получил: «Это будет сложнее, чем я думала. Мясные мухи в списке опасностей тут даже не в первой сотне. Завтра пришлю за тобой гоблина».
Видимо, я не оправдал ее надежд. Или ожидания Богини были завышенными?
***
***
Когда в больнице начальник практики сказал мне, что не даст хорошую рекомендацию, и я не стану санитаром, я впал в уныние.
После очередного дежурства по бараку умирающих я сидел в подсобке, пил крепкий чай.
Думал о том, что может оно и к лучшему? Всю жизнь чувствовать запах разложения, разглядывать синеющие распухшие тела, таскать трупы? Но всю жизнь сидеть запертым в квартире, на пособии, без капсулы для выхода в виртуал – еще хуже. Это почти как самому стать трупом.
Единственной надеждой была оговорка врача о том, что если у меня найдется человек в Санитарном Контроле, который официально попросит не наказывать, то тогда – не будет выговора и в институт уйдет чистый отчет о практике.
У меня таких знакомых не было, и взяться им неоткуда. Но вот была у нас в группе одна девушка, Алмазова Лена – о ней говорили всякое…
***
Дверь подсобки распахнулась, в проеме встала Стрельцова. Красивая она. Улыбнулась, спину прогнула, пробежала пальцами по пуговкам блузки, выпуская наружу спелые груди.
– Смотри, что у меня для тебя есть.
За время практики девушки пытались успеть взять от жизни в реале как можно больше. Чего только не делали… И наперегонки по коридорам бегали, и по лестнице верхом на тазиках спускались, и турнир по бою подушками устраивали, и спирт разбавленный пили, а потом песни хором пели. А главным развлечением стал, конечно, секс. Парней в нашей группе всего двое. Местный персонал в наших развлечениях участвует, но без фанатизма: у них свои отношения, да и уходят все, кроме дежурных, по вечерам. Из-за недостатка мужчин девушки похоронили остатки скромности и наперегонки пытались затащить к себе в постель. Вот, Стрельцова даже не поленилась до барака смертников дойти, чтобы в жилом блоке меня кто-нибудь не перехватил.
Я посмотрел на ее груди, и только вздохнул. Печально мне, и в носу вонь разложения еще стоит, и устал. Еще и труп особо неприглядный попался под конец – весь в язвах, толстый, грязный, вонючий…
– Извини, нет настроения, – отказался я. – Ты лучше к Степанычу подойди. Он мужик крепкий, хоть и седина в усах.
Обиделась. Вот такой я нечуткий. Через неделю практика закончится, и вариантов для меня больше не останется. Не до потрахушек мне.
Развернулась, качнув грудями, дверью
***
Налил себе еще чая. Почти неразбавленной заварки – от этого голова светлее становится.
Итак, есть у нас в группе Алмазова, о которой говорят всякое.
На первом курсе была незаметной серой мышкой. Такой скромной, что я и голос ее не помнил. И вообще ее не замечал. А после каникул вдруг вернулась совсем другим человеком – красивой стала, уверенной. Теперь она на общем фоне, как Снежная Королева выглядит. Девчонки суетятся, пытаются внимание на себя обратить, а эта просто голову повернет – и глаз не оторвать. Я бы подкатил к ней, но с первого взгляда видно, что ей это не нужно, у нее личная жизнь уже сложилась.
Сплетни были, что она в реале живет с кем-то важным. Чуть ли не с человеком из Санитарного Контроля. Верить женским сплетням, конечно, нельзя, но иногда она между делом такие оговорки делает, что ясно – действительно с кем-то живет в реале, и ко всяким интересным вещам причастна. Как-то на психологии с преподавателем сцепилась – полчаса спорили, тот вообще забыл, где находится. О любви спорили. Она так вопросы задавала, как будто для нее это вопросы практические. А он только на старые исследования ссылался, еще до Карантина сделанные. А она – на какой-то недавний эксперимент, в котором сама участвовала. После слов «дофаминовая зависимость» я тогда вообще перестал понимать, о чем речь.
Если кто-то и может мне помочь – только она.
Просить кого-то о помощи – занятие для меня непривычное. Да и кого бы я просил раньше? Но в этот раз не до гордости – от этого вся моя жизнь зависит. Значит, надо найти удобный момент, чтобы с Алмазовой поговорить…
***
За дверью послышались женские стоны.
Ушам своим не верю! Стрельцова таки пошла к Степанычу, и тот ее удовлетворяет прямо сейчас, прямо в бараке. Больным все равно, они в виртуале. Степанычу тоже все равно, он в этом антураже лет двадцать работает. Но Стрельцова-то как может в таком запахе и по соседству с рядами умирающих?
Минут через пятнадцать в дверь опять вошла Стрельцова. Размякшая, румяная.
– Знаешь, Игорь. Ты, конечно, козел. Но за хороший совет я тебе благодарна.
И ушла, плавно качнув бедрами.
***
Я уже совсем собрался идти в жилой блок, как опять открылась дверь. Алмазова входит. Только о ней думал – и вот.
– Добрый вечер, – она всегда такая вежливая, ужас просто.
– Чего так поздно?
– Хирург задержал. Три ампутации и четыре чистки. Фу, какая гадость!
Девушка налила себе чая, присела, комм достала.
– Разве практиканток берут на такое?
– Он предложил в шутку, а я согласилась. Теперь он мне грозится рекомендацию на хирургию дать. А мне хирургия не нужна, мне психология интереснее. На нее рекомендация уже есть.
Кликнула пальцем на экран комма, взяла наушники.
– Погоди, – останавливаю я ее, пока не ушла на связь, или куда она там собралась. – Я поговорить с тобой хотел.
– Да?
– Меня отчисляют из института.