Чистильщик

Пучков Лев Николаевич

– Назад смотри, – посоветовал водила. – Только медленно.

Я медленно обернулся. Сзади находилось двое коротко стриженных молодых людей атлетической антропометрии – как я их проглядел в процессе посадки, ума не приложу! Ага – вон накидочка из плюща, наверно, лежали на задней сидушке, прикрывшись накидочкой… Ай-я-яй! Вот это я сдал! Вот это я деградировал в профессиональном аспекте! Сел в чужую тачку и не заметил двух лишних мужиков – два балла…

– Оберни левое запястье четырьмя витками, – порекомендовал мне тот, что справа, – кареглазый крепыш с какими-то проблесками интеллекта во взоре. – Держи, – он бросил мне на колени катушку широченного скотча.

Я послушно взял скотч и сделал, что приказали. Вообще-то, насколько вы успели понять, я не настолько послушный, чтобы с пол-оборота выполнять распоряжения этой быкообразной публики. Я бы предпочел зарядить тому, что слева, наотмашь кинтасами в шнопак,

забодать водилу башкой в висок и придушить того, что справа сзади. Потому что «быков», какой бы они славной группировке ни служили – без разницы, – я патологически не перевариваю. В том, что это «быки», сомневаться не приходилось: они у нас в городе все одинаковые. У этих «бычков», сзади меня, имелись пистолеты с глушаками – вот в чем загвоздка! И держали они их очень даже сноровисто – один вставил ствол между креслом и подголовником, уперев мне его в затылок, а второй зафиксировал оружие, прижав его к сиденью водилы и направив между креслами мне в бедро.

– Молодец, – похвалил меня кареглазый. – Теперь – руки назад.

Я выполнил и эту команду – они замотали мои запястья скотчем, и мне пришлось неудобно сесть боком, разместив спутанные за спиной руки между сиденьями.

– У нас с вашими буграми все обговорено, пацаны, – медленно проговорил я, стараясь придать своему тону уверенность. – Бабки отдаем, извинялки приносим – в пятницу все будет утрясено. Смотрите не наделайте глупостей!

– Заткнулся бы ты, – сказал кареглазый. – А то мой кореш тебя боится – говорят, ты неслабый рукопашник! Так он с испугу может тебе в жопу стрельнуть! А, Митяй?

– Запросто, – басом ответил Митяй. – Как только он губами зашевелит, так и боюсь – у меня со страху аж х…й встает!

Ребятишки довольно заржали, демонстрируя хорошие зубы, – я, наблюдая в зеркало, от души порадовался, что существуют еще в нашем загаженном мире такие вот крепенькие экземпляры. Таких и ломать-то жалко – сердце кровью обливается!

– Ребятки – напрасно вы так, – ласково проговорил я, стараясь выглядеть мудрым и прозорливым. – Охранники в офисе видели вашу тачку и запомнили номер. Там, куда я еду, меня ждут – так что, если не прибуду вовремя, подымут тревогу…

– Нам сказали – тебя привезти, и всех делов, – миролюбиво сообщил кареглазый. – А то, что нас засекли ваши охранники и тебя где-то ждут, – нам по барабану… Нам токо че-то непонятно, про каких ты там бугров тянешь – у нас бугор один!

– Как один? – удивился я. – Вы чьи, ребята?

– Кировские мы, – охотно сообщил кареглазый и ответно удивился: – Ты че застыл, паря?

А я действительно застыл. Страшная догадка обожгла меня и на секунду парализовала мышцы. С кировской бригадой я никогда не конфликтовал – она «работает» на окраине города, в промышленном районе, где я ни разу не был. И мне вроде бы нечего расстраиваться – я им ничего не должен. Но вот бригадир Кировского района… бригадир… черт, а я уже совсем выбросил это из головы, считая, что данный фрагмент моей жизни никогда более не вернется ко мне в виде какой-нибудь непредвиденной пакости! Бригадиром Кировского района был некто Виктор Романович Снегов по кличке Протас – сын Романа Снегова, выброшенного мною две недели назад в «шестисотом» «мерсе» с неудобного для поворота участка шоссе № 127…

ГЛАВА 10

Кировская бригада, в отличие от остальных бандформирований Новотопчинска, состояла преимущественно из полуграмотной шпаны фабрично-заводского разлива. Если остальные группировки имели четко выраженную структуру синдиката со всеми традициями, условностями и своеобразной номенклатурой, то в кировской бригаде ничего этого не было. Не было спортзалов с хорошо оборудованными тирами, массажных кабинетов, саун и инструкторов рукопашного боя, не было дисциплины подчиненности и совершенно отсутствовало чинопочитание иерархов, входящих во внутреннюю структуру клана. Кировцы поголовно были представлены малограмотным рабочим людом, издревле ютящимся в коммуналках и «хрущобах» и потому имеющим великолепную криминальную спайку. Представьте себе: на огромной площади располагается целый ряд крупных промышленных предприятий всероссийского значения, а вокруг этих предприятий, прямо в промышленной зоне, компактно понатыканы дореволюционные трущобы, в которых проживает все низшее сословие нашей славной тяжелой индустрии. В плане раскрываемости Кировский был и остается «мертвым» районом: сколько помню, там никогда не был изобличен хоть один убийца, несмотря на многочисленные трупы ежедневной свежести, никогда никто не писал заявлений о грабежах и изнасилованиях (а грабят и трахают кого попало в каждом подъезде!) и никто не выступал в средствах массовой информации с жалобами на ухудшение криминогенной обстановки в районе. Кировцы всегда разбирались со своими проблемами сами.

Я еще в детстве усвоил: увидел кировца – перейди на другую сторону улицы. Никто из нас не рисковал приближаться к границе Кировского района и не дружил с девчонками, там проживавшими, – это было смертельно опасно. На этих отправных моментах, собственно, и зиждятся особенности устройства кировской бригады. Это плохоуправляемая банда отчаянных головорезов числом что-то около семидесяти человек, специализирующаяся на торговле дешевым наркотиком – «чернухой», доступным по ценам для обитателей рабочего района, торговле дешевыми проститутками – дочерьми этих же самых рабочих, торговле краденым (сюда из города тащат все, что под руку подвернется) и, помимо этого, организации азартных игр. Кировская братва – самая дурная и непредсказуемая во всем городе, они могут отмочить любой идиотский номер, не сообразуясь с интересами своего финансового благосостояния. Для них главное – сохранить имидж самой отвязной группировки. Короче, дикие. Пахом, вор Новотопчинска, товарищей из кировской бригады иначе как «беспределыцики» не обзывает, несмотря на то, что кировцы исправно платят в общак и к Пахому относятся хорошо. К стыду своему, я должен признаться, что наша фирма не делает исключения: мы имеем с ними какие-то отношения по части отмывания их «черного нала» на территории деревообрабатывающего комбината, что в Кировском районе располагает тарный цех, который пашет исключительно на нашу фирму.

Рулит всей этой бандой старший сын Снегова, Протас – здоровенный мрачный парниша, обладающий первобытным интеллектом и чрезвычайно обостренным чувством опасности. Как и папашу, его неоднократно пытались списать в расход разные товарищи, мнящие (тут будет уместно сказать – мнившие!) себя крутыми и ловкими парнями. Тех парней давно уже нет в природе – их могилки вы можете обнаружить в разных местах обширного Новотопчинского кладбища. Протас славен тем, что может укокошить любого, кто ему не понравился чисто внешне, а потом поинтересоваться: а что, собственно, этому парню было нужно?! Чтобы иметь с этим маньяком дело, его надо расположить к себе с первой секунды общения – в этом случае есть шанс остаться в живых и заполучить своеобразное расположение всей кировской братвы. Если Протас укажет на вас своим приближенным и заявит: «Это – мой кореш!», вас в любом месте будут приветствовать кировские «быки» – обычно они это делают очень шумно и церемонно: орут с другого конца квартала: «Здорово, братуха!!!» – и бегут обниматься и лобызаться. Так что ежели вас угораздило удостоиться расположения Протаса и при этом вы не страдаете манией величия, вам очень скоро придется прятаться за тонированными стеклами собственного автомобиля, а по улицам города перемещаться приставными шагами, вертя головой на сто восемьдесят градусов и пребывая в готовности нырнуть в случае необходимости в первую попавшуюся подворотню…

Вот такой славный парень этот Протас, к которому меня везут. Быстро припомнив все, что я слышал об этом типе, я горько пожалел, что в свое время не удосужился завоевать расположение бригадира. И принялся размышлять, как бы ему понравиться с первого взгляда, с первого слова. Мне отчего-то не улыбалась перспектива быть застреленным где-нибудь на повороте шоссе только из-за того, что я могу чисто внешне не заимпонировать мрачному детине, вмешавшемуся в мою судьбу.

Мы остановились на повороте 127-го шоссе – том самом, откуда отправился в полет две недели назад папаша бригадира Кировского района. Я достаточно хорошо знаком с основами психологии и прекрасно понял, что это не более чем дешевый трюк с целью оказать давление на психику объекта, – тем не менее сердце мое тоскливо сжалось, когда из поджидавшего нас «Мерседеса-300» медленно выпрастался здоровенный детина и вразвалку приблизился к «99-й».

– Ну и что скажешь, покойник? – тяжелым низким голосом поинтересовался он, присев на корточки и оказавшись лицом к лицу со мной.

Я недоуменно пожал плечами – система кровообращения давно получила причитавшийся ей адреналин, дыхание работало на легкое перенасыщение организма углекислотой, при котором реакция замедляется и со стороны кажется, что человек вял, апатичен и совершенно безразличен к любой форме давления. В таком состоянии я могу врать все, что угодно, – ни один мускул на лице не дрогнет.

– Тебе че – язык отрезали, идиот? – по-своему истолковал мое молчание Протас. – Или ты думаешь, что у Дона в «шестерках», значит, тута тебе все должны жопу целовать?

– Ничего не понял – совершенно ничего! – спокойно сказал я, выдержав немигающий взгляд водянистых глаз бригадира. – Я вашему району ничего не должен. С центральной братвой у меня заморочки – есть такое дело. Но с вами – никаких проблем.

Бригадир недовольно крякнул, показал на меня пальцем и пошел к ограждению. Кареглазый и Митяй сноровисто вытрусили меня из «99-й» и подтащили к краю оврага.