Чистильщик
Шрифт:
По иронии судьбы Дьюри сам попал под влияние чар Орландо. Тем не менее его предупреждение сыграло решающую роль в жизни Квина. Более того, тот превратил его в своего рода мантру, которую применял в качестве оправдания своего одинокого существования. Но где-то внутри, в глубинной части своего «я», от которой он всегда пытался отмахнуться, он знал правду. Знал причину, по которой у него не складывалось с женщинами. И она не имела никакого отношения к совету наставника.
Дело в том, что существовало одно обстоятельство, перед которым он был бессилен. Он дал Дьюри обещание. А потакать
— Ты ее лучший друг, — сказал ему Дьюри.
Этот разговор состоялся за неделю до рокового дня. Наставник отправлял Квина в Сан-Диего, где тому предстояло обсудить условия очередного задания.
— Если ей что-то понадобится, — продолжал Дьюри, — и меня не будет рядом, позаботься о том, чтобы она могла это получить.
— Конечно. Ты мог бы меня об этом и не просить.
— Я имею в виду всякого рода помощь с твоей стороны. Только не в постели. Улавливаешь, о чем я говорю?
От услышанного Квин остолбенел.
— Но я…
— Заткнись, — обрезал его Дьюри. — Не такой я дурак, чтобы не видеть то, что яснее ясного. Ты от нее без ума, Джонни. Но она всегда будет только моей. Усек?
Квин был не в силах выдавить из себя ни звука и в ответ лишь слегка кивнул. Каким же гадом в конечном счете оказался Дьюри! Он знал Квина как облупленного. Видел его насквозь. И понимал, что если Квин даст клятву, то никогда не нарушит ее. Даже по отношению к мертвецу.
Так или иначе, но Квин хранил верность своему слову. Несмотря на то, что отношения с Орландо у него прервались на несколько лет, он не переставал следить за ее жизнью. Платил своим агентам, чтобы постоянно быть в курсе места ее нахождения и положения дел. Однако Квин никогда не занимался этим самостоятельно, а только через своих посредников, опасаясь, что в противном случае не сможет оставаться вдали от нее.
Окончательно разделавшись с обеденным блюдом и влив в себя остатки пива, Квин под столом сунул пятидолларовую купюру Нейту.
— Это еще за что? — удивился тот.
— Положи перед уходом под свою тарелку.
Нейт недоуменно уставился на него.
— Чаевые, — пояснил Квин.
— Какие же это чаевые?
— Какая разница, как их называть? Может, ты ее больше не увидишь. Зато она тебя никогда не забудет.
— Насколько я помню, ты всегда учил меня обратному. Тому, чтобы быстро забывать.
Квин молча встал и, слегка улыбнувшись своему спутнику, направился к двери.
Глава 17
В Бангкоке они разделились. Квин, питавший слабость к Франции, направился в Париж, а Нейт — рейсом британской авиакомпании через Ла-Манш в Лондон.
Прибыв на место назначения, Квин поджидал своего молодого помощника в условленном месте и, когда тот появился, не мог скрыть удовольствия. К нему направлялся уже не парень в джинсах и рубашке с короткими рукавами, которые тот носил во Вьетнаме. А молодой мужчина в строгом темно-синем костюме, белой рубашке и галстуке, весьма гармонирующем с его деловым видом. Прическа его тоже являла собой образчик опрятности и
— Отлично выглядишь, — оценил внешний облик своего ученика Квин.
— Спасибо, — ответил тот. — В Лондоне мне нужно было успеть переодеться и привести себя в должный вид. И на все про все у меня было пятнадцать минут. Когда я предъявлял билет при посадке в самолет, рука у меня не успела обсохнуть от этой дешевки.
— Да что ты говоришь! — сочувственно покачал головой Квин.
— Представь себе. Мне нравятся твои очки.
— Когда выйдем отсюда, могу тебе их подарить.
— Они мне нравятся. Но не до такой степени.
Квин тоже сменил гардероб. Он был в узких стильных очках с черной оправой и в такого же покроя, как у Нейта, деловом черном костюме. Из-под пиджака выглядывал темно-серый воротничок рубашки. В отличие от Нейта у него было несколько больше времени уделить внимание прическе. Поэтому он коротко подстригся, оставив волосы не более четверти дюйма длиной.
— В Берлин мы вылетаем в пять вечера, — сообщил Квин.
Он ощутил, что настроение его спутника неожиданно изменилось, как будто тот внутренне напрягся. Если прежде все, что с ними происходило, можно было условно назвать игрой в прятки, то в Берлине им предстояла суровая реальность — задание, которое, несомненно, было сопряжено с серьезными опасностями. Очевидно, впечатления о встрече с Гибсоном были еще свежи в памяти Нейта.
— Устроим проверку, — сказал Квин.
— То есть?
— Помнишь «Досье „Одесса“»? [24] Что сделал герой Джона Войта правильно, когда вошел в типографию?
— Хм… — Нейт задумчиво захлопал ресницами. — Вытащил пистолет.
— Верно. А что он сделал неправильно после завтрака в доме Рошманна?
— Ну, это просто. Он не закрыл за собой дверь. Однако сумел достойно выйти из положения.
— Верно. А что бы на его месте сделал ты?
24
Фильм по одноименному роману Фредерика Форсайта. (Прим. перев.)
— Я закрываю за собой дверь. Всегда.
— Вот и молодец, — похвалил его Квин. — Тогда тебе не о чем беспокоиться.
В Европе, в отличие от Вьетнама, где даже в январе стоит летняя жара, зима уже вступила в свои права. Температура воздуха была существенно ниже нуля, что сразу же навеяло на Квина воспоминания о Колорадо.
Аэропорт Тегель по международным стандартам имел не слишком высокое оснащение товарами и услугами, хотя его хошиминский собрат Тансоннат в этом смысле ему в подметки не годился. В Тегеле путешествующим туристам предлагалось все необходимое: рестораны, бары, книжные магазины, сувенирные лавки, бюро информации. А в Хошимине здание аэровокзала исполняло роль всего лишь перевалочного пункта для пассажиров, перемещающихся от улицы к самолету и обратно.