Чисто случайно

Раньше было как: выходишь в восемь из тюряги, и тут же тебе за углом какая-нибудь кафешка.

А сейчас выпускают обычно не раньше половины десятого, до города — миль пятьдесят, а на улице, конечно, середина января. Остановится какой-нибудь добряк на колесах — твое счастье.

Лично я, когда вышел в такое время суток из Уондсворта, [1] никакого кафе не углядел. Полчаса торчал на остановке, ждал автобус до Тутинга. Ни «Роллса» тебе, ни телекамер, ни даже фотографа из «Уолтемстоу гардиан».

У них в этом Тутинге вообще нету «Гардиан». У них там, видите ли, «Миррор». Я все барахлишко сплавил посетителям — в руках одна сумка. Куртка была на мне, какие три года назад носили, а уж стрижка — тюремный «Видал-Засунь». Смотрелся полным мудаком — в подземке все на меня глазели.

Из Тутинга подземкой добрался до «Юстона». Там аж голова кругом пошла — все толкаются. В тюряге толкнул кого — обида насмерть, в сортире по башке схлопочешь, как пить дать. Здесь оно в порядке вещей.

На «Виктории» пересел. Двадцать минут, и «Уолтемстоу-Центр».

Подниматься пришлось по лестнице, эскалатор, ясное дело, не работал. Контролеров, конечно, нет как нет, — вот так всегда, стоит взять билет, и хоть бы один попался. На улице льет, как из ведра. Доехал нормально, а как вышел — вымок до нитки. Огляделся и ничего почти не узнал: одно порушили, другое построили. Пивная, правда, как стояла через дорогу, так и стоит, ладно, думаю, выпью кружечку.

Ни хрена себе цену взвинтили — вдвое!

Пива я все-таки взял, сел в уголке, стал думать. Сейчас у нас одиннадцать. Надо бы повидать мамашу, заехать к Келли, Дэнни навестить, мальца моего, то есть. У Келли можно будет и отпраздновать, что вышел. Ребят тоже повидаю. Надо ж чем-нибудь заняться. Съездить на Гроувенор-Парк, встать на учет, предъявить справку об освобождении, чтоб пособие оформлять начали. Обычно на это не меньше года уходит, так что тянуть себе дороже.

Сижу себе, хлебаю пиво, на чуваков здешних поглядываю. Кто такие — никого не знаю. Пялятся на меня, как на волос в дерьме. Никогда не любил эту пивнушку, только по пятницам весело там бывало — ни одного вечера, чтоб кто-то да не подрался.

Тут как хлопнут по плечу — я чуть крышу башкой не пробил, честное слово, чуть в штаны не наложил. Только вышел — и на тебе! Хоть топай прямиком обратно!

— Привет, Ники!

— Вот мать твою. Чего я

— Да ничего, Ники, ничего. Просто поболтать хочу. Будешь пивка? Полпинты, а?

— От такого дерьма, как ты, Джордж, я другого и не ждал. Четыре года отмотал, а ты мне: «Хошь полпинты?»

— У тебя ж почти полная, Ники.

— Выпью — пустая будет.

— Ладно, ладно, допьешь — возьму тебе пинту. Можно присяду?

Присел. Ну надо же — первый человек на воле, и непременно мой участковый хер. Нарушить я, правда, пока ничего не успел.

— Как дела, Ники?

— Дела лучше некуда. Только откинулся, доехал, вышел из метро — ни хрена не узнаю, первый раз зашел пивка хлебнуть — и глядь, ты, полицейская морда, ползешь. Офигенно дела.

— Ты не хами, Ники.

— Ты что, знал, когда я прибуду, а, Джордж?

— Приблизительно. Я сегодня утром звонил туда. Мне сказали, что ты получил подорожную до Уолтемстоу, и сказали, когда ты выходишь.

— А у тебя как раз нет под рукой ни одного фраера, который не уплатил штраф за парковку, чтоб затолкать его в камеру и отдубасить? Ты разве в это время дня не этим пробавляешься?

Джордж всегда наведывался к тем, с кого драл штрафы, часиков в семь утра. Знал, что в это время ему предложат чашку чая, а бывало не брезговал остаться и на завтрак. Как-то раз заплатил один мой штраф за кумар — знал, что у меня, по малолетству, денег-менег нет, пожалел, видать.

— Я тут на пару дней отгул взял, Ники.

— Ага, а теперь, значит, гуляешь по Уолтемстоу. А что, на Тенерифе карантин?

— Хотел я с тобой повидаться, Ники. Есть минутка?

— Да пошел ты.

— Хотел с тобой поболтать. У нас посчитали, что мы с тобой лучше всего найдем общий язык.

— Что так? Небось, оттого, что с прошлого раза остался должен тебе полсотни пенсов?

— Ну что ты, Ники. Все долги, какие за тобой были, списаны. Считай, с той самой минуты, как ты загремел. Нет, видишь ли, у меня к тебе дело.

— Дело? Работа? Хочешь, чтоб я толкнул барахлишко, которое надыбали твои дружки из чингфордского ДУРа? [2] Кокс, может, плеер какой? Отвали, Джордж, сделай милость.

— Ничего подобного, Ники. В конце-концов, я всего-навсего рядовой сотрудник. И, кстати, попрошу тебя не говорить в таком тоне о моих коллегах из Чингфорда.

Я чуть не сблеванул прямо в пиво.

— Понимаешь, Ники, в полиции есть люди, которые думают, что ты можешь им помочь, ну там… хоть советом.

— Ну, это ты брось, Джордж, бабки мне, конечно, в тему, но в стукачи пока не записывался. И вообще я думал, что районная сеть давно засохла, хотя денежки там крутились немалые.

— Ники, тебе придется меня выслушать. Я в этом деле всего лишь посредник. Ты же меня знаешь, я со стуком никогда дела не имел. Да и вообще, — он уставился на свою кружку, — я уже жалею, что взялся за это дело. Ведь мы так давно с тобой знакомы, Ники. И никогда не врали друг другу. Ни ты мне, ни я тебе, так ведь?