Чистое небо
Шрифт:
Он осторожно скользнул вниз по стволу, повис на ветке и, стараясь не шуметь, спрыгнул на землю, по щиколотки утонув в мокрой от росы траве. Довольно улыбнулся, поправил висящую через плечо сумку, сделал было шаг в сторону дорматория, и замер на месте, впившись глазами в чью-то фигуру, которая неторопливо направлялась к нему через двор. Лица было не разглядеть из-за надвинутого капюшона, и Мартин, спохватившись, набросил свой и метнулся было в тень. Может, повезет, и его не узнали. Или даже не успели заметить. Небо грозовое, и кто это шляется по монастырю в такой час!
— И не думай даже, — догнал
Келарь. Точно он. Неповоротливый и толстый, быстро бегать наверняка не умеет. Вдруг все-таки обойдется? Оторваться, спрятаться где-нибудь, потом постараться незаметно вернуться в келью, и тогда никто ничего…
— Мартин, — чуть повысил голос келарь. — А ну иди сюда. Дел у меня больше нет, кроме как за тобой гоняться.
Он застыл в нерешительности.
— Да узнал я тебя, узнал. Раньше нужно было под капюшоном прятаться. Сюда иди, кому говорю.
Мартин почувствовал, как на лбу выступает холодная испарина. Попался. Он тяжело вздохнул и шагнул навстречу келарю.
— Брат Олиф, я… понимаешь, я… я не мог заснуть и решил вот…
— Врешь, — все также невозмутимо сказал келарь. — Это я в свои пятьдесят три заснуть не могу, поэтому и слоняюсь тут, как душа неприкаянная. Суставы крутит, света белого не вижу. А ты… знаю я, почему ты посреди ночи по деревьям скачешь. Все знаю. Сумку давай.
— Ч-что?
— Сумку покажи, говорю.
Не дожидаясь, пока Мартин выполнит приказ, он стащил сумку с его плеча и запустил внутрь руку, не переставая бормотать «все я знаю, все».
— Брат Олиф…
— Как ее звать?
Внутри у него похолодело.
— Кого..? — еле сумел выдавить Мартин. Келарь поднял на него укоризненный взгляд.
— Девчонку, с которой ты в лес бегал. Что глаза вылупил? Думаешь, я вчера родился? Все вы одинаковы, молодежь. Наплюют на устав, на обеты, и с деревенскими девками в лесу непотребства творят.
От неожиданности он даже поперхнулся и закашлялся, но келарь, не обратив на Мартина внимание, продолжал ворчать:
— И хуже того, каждый раз нужно стащить что-то из кухни для своих краль, будто они там в Веречье от голода пухнут… Признавайся, что из кухни вынес?
И снова не дожидаясь ответа, он сунул нос в сумку Мартина. Потом перевернул ее и принялся трясти. На траву посыпались листы пергамента, упала деревянная фляга и кусок хлеба, который Мартин приберег с ужина, но так и не успел съесть.
— Ага! — воскликнул келарь. — Ну ни стыда, ни совести! Я-то думал, ну, может, пирог какой-нибудь стащил, или мяса кусок, а оно — вот оно что!
Он торжествующе потряс флягой, откупорил ее и поднес к носу.
— Вино украл, а? Ну ты и… — келарь осекся, на его лице появилось недоумение. Он подозрительно взглянул на Мартина, сделал большой глоток. — Это что, вода?
— Вода, брат Олиф, — кивнул тот. Келарь снова бросил на мальчика косой взгляд.
— Что-то не нравится мне это все, — проговорил он. — Ты смотри у меня, я пойду и лично всю кухню проверю. Если что-то пропало…
Продолжая бормотать, келарь исчез в темноте, а Мартин так и остался стоять посреди двора, не зная, смеяться ему или хвататься за голову.
В ту ночь он так и не смог заснуть, прикидывал, что будет, если келарь сообщил настоятелю
Утром, еще до молитвы, настоятель обратился к собравшимся в зале Тысячи Звезд. Он не стал, как обычно, предлагать им покаяться перед всеми в допущенных за прошедший день проступках, а, огорченно хмурясь, попросил братьев вознести общую молитву и молиться усерднее обычного, потому что, как стало ему известно…
«Олиф все-таки рассказал ему,» — успел подумать Мартин. — «И даже не дали мне возможности самому сознаться. Хотя, может, так и лучше. Эх…»
— Вчера вечером я получил письмо из монастыря наших братьев у северной границы, — сказал настоятель. — Его Величество Карл приказал двинуть войска на Убру. Весть шла почти седьмину, так что думаю, кровь уже успела пролиться. Мы должны молиться о скорейшем наступлении мира и о душах погибших.
Уже потом, по окончании утренней трапезы, Мартин нашел келаря и поблагодарил его. Тот пожал плечами.
— А зачем я стану отца настоятеля зря огорчать? Из кухни не пропало ничего. А что ты по ночам шляешься… — келарь усмехнулся и, как показалось Мартину, даже подмигнул — Может, ты цветочки в лесу собираешь. Я же тебя за руку не ловил. Все, не мешай. И так дел невпроворот…
Мартину повезло, и везение не отворачивалось от него весь следующий месяц. Ему удавалось незаметно ускользать из монастыря и так же возвращаться, больше ни разу не попавшись никому на глаза. Правда, постепенно стал сказываться недостаток сна. Он осунулся, под глазами появились круги, и дошло до того, что Бирн отправил Мартина к травщику, решив, что тот заболел. Пришлось нехотя сообщить Леу, что он пропустит несколько их встреч, чтобы выспаться и прийти в норму.
— Понимаю, — кивнула та. — Я и забыла, что тебе приходится вставать рано утром. Меня-то теперь госпожа раньше полудня к себе не зовет. Тебе, правда, нужно отдохнуть.
Мартин и сам понимал это, но ему было жаль прекращать вылазки в лес, пускай даже на пару дней. Язык фаэйри оказался сложным, сложнее даже убрийского, но именно поэтому Мартин упрямо решил, что должен выучить его, и ему не хотелось терять время. Кроме того, признался он себе, дело было в самой Леу. С ней было интересно. Поначалу колючая и ехидная, Леу оказалась смешливой, веселой, доброй — разве что слегка нетерпеливой. Часто ей было тяжело усидеть на месте, а еще эльфийка любила подстерегать Мартина, когда тот приходил на место встречи. Леу могла бесшумно появиться из-за дерева, мимо которого он только что прошел и мог бы поклясться, что никого не видел, или вдруг свеситься с ветки вниз головой, так, что ее лицо оказывалось совсем рядом с его, и еще беззлобно посмеивалась над тем, что сумела застать Мартина врасплох. Серьезной она тоже могла быть — когда рассказывала ему о фаэйри, сама расспрашивала Мартина о мире за пределами леса, или учила его новым словам на эльфийском. В последнее время тяжело сосредоточиться было уже самому мальчику. Он долго не мог понять, в чем причина, но потом сообразил — говорящий камень. Они оба держали его, пальцы Леу касались руки Мартина, и это… отвлекало, признавался он себе. Немного отвлекало.