Чистосердечно привирая
Шрифт:
Далее Клер подвела меня и господина Бекера к трамплину.
– Полчаса мягких прыжков, – распорядилась она. – Это будет способствовать кровоснабжению, и действующие вещества препарата глубоко проникнут в вашу жировую ткань.
На действующие вещества, глубоко проникающие в мою жировую ткань, господин Бекер потратил целую плёнку, а я тем временем вместе с целлофаном и тиной прыгала как робот. В мыслях я сформулировала пару ядовитых предложений, чтобы расплатиться с Клэр за те унижения, которым она меня подвергла.
– Чудесно, – наконец сказала она. – Теперь мы можем
В сауну господину Бекеру хода не было, хотя Клэр сказала, что ничего против не имеет. Ну, хоть мне моя судьба и стала немного безразлична, но всё же не настолько, чтобы позволить господину Бекеру снимать меня в сауне. У него и так было достаточно возможностей сфотографировать меня в унизительных ситуациях: я была снова обмакнута в грязь, Клэр обработала меня щётками, потом я села на эргометр, выглядя при этом как целлофановая фрикаделька, а затем меня, прикрытую одним полотенцем, положили в постель из кубиков льда.
Когда я уже во второй раз пошла в сауну, зазвонил мой мобильник. Это был Алекс, мой бывший друг, которого я хотела свести с Карлой – до того, как мне стало всё безразлично.
– Где тебя черти носят? – спросил он. – Я с точностью до минуты пришёл к тебе на работу, а тебя нет. Твоя коллега сказала, что ты как раз предпринимаешь что-то против своих бёдер. Что это значит?
– Ох, я совершенно забыла о нашей договорённости, – ответила я, но по сути дела мне это было совершенно безразлично, потому что сейчас мне было безразлично абсолютно всё. – Извини, пожалуйста!
– От твоих извинений никакого толку, – недовольно сказал Алекс. – С кем я теперь пойду обедать?
– Как насчёт Карлы? Её бюро через две двери от моего.
– Нет, у меня нет никакого желания обедать с кем-то, кто будет всё время поглядывать на соседний стол.
Ну нет так нет. Меня всё это не касается. Пускай люди сами заботятся о своей личной жизни.
– Алекс? Здесь плохой приём. Наверное, из-за температуры.
– Я ещё здесь, – сказал Алекс. – Слушай, проблема решена. Твоя коллега Марианна любезно вызвалась показать мне милый ресторанчик по соседству.
– Нет! – закричала я, и на короткий миг ко мне вернулась вся моя энергия. Так безразличен Алекс мне всё же не был. – Только не Марианна! – кричала я, нисколько не беспокоясь, что она, возможно, слышит каждое слово. – У неё герпес. И сифилис. И спид. И отвисшие груди. Она может спокойно закинуть их за плечи.
– Я, собственно, хотел с ней только пообедать, – напомнил Алекс.
– Последний, кто с ней пообедал, сейчас платит колоссальные суммы на её содержание, – сказала я. – Алекс, поверь мне, это анаконда. Пригласи Карлу.
– Окей, – сказал Алекс. – Ты победила. Я спрошу твою подругу Карлу. Но если она опять начнёт флиртовать с типом за соседним столом, я просто встану и уйду.
Я выползла из сауны с чувством некоторого облегчения, несмотря на то, что с Марианной я, похоже, разругалась до конца жизни.
Клэр настояла, чтобы я выключила мобильник до окончания процедуры.
Трамплин, эргометер, сауна, ледяное ложе и постоянное раз- и завёртывание меня хотя
Когда я проснулась, Клэр снова меня обмерила. И смотрите, сейчас моё бедро было всего лишь пятьдесят два сантиметра в обхвате. И обхват бёдер ужался до ста четырёх. Ну что, разве это не сенсация? Клэр была вне себя от радости и удивления.
– На семь сантиметров меньше, – вскричала она. – Я уверена, что ваших читательниц это ошеломит так же, как и вас!
– Да, совершенно точно, – сказала я. А как была бы ошеломлена сама Клэр, прочитай она, что я перед этой встречей собственноручно измерила себя и что мои результаты серьёзно отличались от её первых измерений!
Но она не догадывалась, и мы расстались по-дружески.
– Рекомендуйте нас, – сказала Клэр, на что я ответила:
– Ну конечно же! – как лживая змея.
По дороге в город я решила сегодня опять не бегать, а вместо этого позволить себе большую порцию картошки фри с майонезом. Я решила, что честно это заслужила. Кроме того, я пережёвывала каждый кусок тридцать раз.
Когда я наконец пришла домой и тихо пробиралась по коридору, до меня донёсся запах ароматических палочек, которые мама зажигала здесь ежедневно, чтобы очистить атмосферу. Она действительно не жалела усилий, чтобы на свой лад убрать все следы пребывания Хелены. Она жгла ароматические палочки, расставила повсюду розовый кварц и горный хрусталь, освещала комнаты лампадками, и, по всей вероятности, обрызгала все углы святой водой. Но ничего не помогало. Атмосфера была безнадёжно отравлена, и впервые в жизни я не чувствовала себя призванной вернуть в дом гармонию. Меня оставило равнодушной и то, что впервые за двадцать лет в браке мамы и Йоста назревал кризис. И я абсолютно не злилась из-за того, что Филипп после происшествия в пятницу продолжал сидеть в своей комнате, полный раскаяния и жалости к себе, а мама квохтала вокруг него как наседка.
Мне надоело быть ароматической палочкой нашей семьи – улаживающей ссоры, решающей проблемы толстой молодчиной Ханной – с этим было покончено. С матерью я все эти дни говорила только в самых необходимых случаях, а с Филиппом вообще не разговаривала. Дверь в его комнату была открыта нараспашку, и когда я пробиралась к себе, я невольно бросила туда взгляд. Это было ошибкой, потому что они, казалось, только этого и ждали: с кровати на меня большими, грустными глазами смотрели мои брат и мать.
Это почему-то переполнило чашу моего терпения.
– Снова провёл утешительный день в постели, Филипп? Тебе удалось с маминой помощью дотащиться до туалета? И можем ли мы тебя поздравить за то, что ты почистил зубы? Но – ох! Что я вижу? Ты действительно себя преодолел и смог втиснуть в себя кусок шоколада? Чудесно! Мама наверняка ужасно тобой гордится!
Взгляд Филиппа стал ещё печальнее, если такое возможно, а мать протянула ко мне руку в драматическом жесте.
– Ханна, – сказала она. – Подожди… – но я уже вышла и с треском захлопнула за собою дверь.