Чистые камушки
Шрифт:
Но Ивановна кричала на развозчиц, плакала, прижимала к себе девчонок, и женщины отступились. Только иногда приносили хлеба с завода.
Катя хотела уйти из школы, даже уже нашла место судомойки в гарнизонной столовой, но бабушка Ивановна сказала, что, пока жива, работать ей не даст, пусть учится, кончает десятилетку и поступает в институт, а там будет легче, потому что в институте платят стипендию…
11
Михаське очень нравился
Правда, он там не бывал ни разу, но труба завода, самая большая в городе, коптила ночью и днем, а у ворот стояли часовые, как на границе.
Отец ходил теперь не в гимнастерке, а в простой рубашке. Но это не беда: зато отец – мастер! Михаська всем говорил, что отец у него мастер. Значит, из всех рабочих – рабочий, Мастер на все руки – не зря же так говорят.
А что отец мастер на все руки, Михаська ни на вот столечко не сомневался.
Вон он как железо гнет, ведра паяет, плитки чинит!
Михаська теперь не слонялся по городу после школы, а скорее мчался домой, хватал кусок хлеба и торопился побыстрее выучить уроки.
К приходу отца все должно быть готово, и как следует готово, конечно, чтоб отец не смог отправить его учить уроки, чтоб он мог только весело поглядывать на Михаську и говорить с ним о серьезных делах.
А дела были серьезные!
Отец принес откуда-то паяльник, приладил на край стола маленькие тиски, и комната их стала походить на мастерскую. Полкомнаты занимали старые ведра, тазы, примусы, керогазы, плитки, замки. Отец осторожно брал каждую вещь, осматривал ее внимательно, прикидывал, как ее скорее починить, – и начиналось!..
Руки у него летали будто птицы, да так легко, умело летали, словно он и не воевал вовсе, не стрелял по фашистам, а только тем и занимался, что чинил ведра и прочее имущество.
Хозяйки со всего квартала, узнав, что отец никому не отказывает и все умеет чинить, несли ему свое барахло. Отец улыбался, кивал в угол, чтоб туда поставили ведро или примус, говорил, когда можно за ними прийти, и снова латал, чинил, ремонтировал всякую всячину.
Однажды к ним пришел с патефоном в руках тот дядька, с лицом, похожим на блин, – Седов.
Отец подвинул Седову табуретку, стал внимательно рассматривать его патефон.
– Ну как, пьешь пиво с молоком? – спросил отец.
– Пью, милый, пью, – заулыбался Седов, – и еще закусываю. А ты, поди, завариху ешь?
Отец посмотрел на Седова внимательно, и Михаське показалось, что он кинет сейчас патефон в этот белый круглый блин. Но отец патефон не кинул, ничего не сказал Седову.
– Тяжело, наверное? – серьезно, не улыбаясь, спросил Седов. – После работы снова работа. Я ведь сам…
– Ладно, – прервал его отец, – сам с усам! Приготовь денежки, не бесплатно делаю.
Седов
– Само собой, – сказал он, – само собой, а как же? Только мелко плаваешь, Михайлов, мелко.
Отец взглянул на Седова, хотел встать, но тот уже прикрыл дверь.
Отец долго молчал. Работал яростно, будто кто его разозлил. Потом он вдруг задумался, положил паяльник на стол, да неосторожно – задымилась клеенка.
– Черт возьми! – зло выругался отец.
Прибежала из коридора мама, увидела, что случилось, и засмеялась:
– А я думала, тут пожар!
Отца будто кто хлестнул.
– «Пожар»! – заорал он.
И Михаська даже рот раскрыл. Что это он? Что с ним случилось? На маму закричал.
Отец швырнул таз, который паял, и заходил по комнате как маятник – взад-вперед, взад-вперед. Мама подошла к нему, взяла его за плечи.
– Ну что ты? – сказала она. – Успокойся…
Она смотрела на отца, как тогда, в тот длинный первый день, и глаза ее походили на два кусочка неба.
– Устал ты, – сказала она. – Ну отдохни. Чего ты волнуешься? Грех обижаться. Живем как люди, не хуже.
Отец вырвался, снова заходил по комнате.
– «Как люди»! – крикнул он. – Вот именно как люди. – Он остановился перед мамой и сказал ей хрипло, будто мороженого наелся: – А я не хочу, как люди! Не хочу, слышишь! Я хочу лучше, чем люди! Или я не заслужил?
Михаська смотрел во все глаза. Таким отца он никогда не видел. Только что смеялись они, говорили о чем-то – и вдруг такое. Что с ним?
Отец прошелся по комнате еще и еще, потом вдруг остановился, обнял маму.
– Зло берет, понимаешь? – сказал он обычным голосом. – Целый вечер сижу – семь тазов запаял.
Как гроза. Налетела, просыпала на землю молнии и умчалась дальше. Отец снова взялся за работу.
Михаська подсел к нему, Отец научил его зачищать металл и паять. Правда, паять Михаська умел еще плохо, но зачищал, как заправский мастер.
Он привел однажды Сашку Свирида к себе домой, так тот до темноты не уходил, пока отец не дал ему ведро чуть-чуть попаять. Теперь Свирид каждый день в гости к Михаське просится.
Одна мама всем недовольна. Нагремится своими кастрюлями, сядет напротив Михаськи с отцом и вздыхает.
Раз вздохнет, два. Отец оторвется от какого-нибудь примуса, подойдет к матери, поцелует ее.
– Да я понимаю, – скажет мама, и глаза ее станут печальными, словно плакать ей хочется.
– Что зарплата? – говорит отец. – На зарплату только прожить…
За ремонт отец берет деньги. Когда хозяйки спрашивают – мол, сколько, он смотрит в угол, где лежит всякое барахло для ремонта, и тихо говорит сколько. А потом не глядя сует деньги в карман.