Чистый углерод. Алмазный спецназ-2

Бушков Александр Александрович

Молодые люди, чтобы вырваться из этого ужаса, все подписали и, оказавшись на свободе, бежали из страны, как только могли быстро.

А вскоре бабахнуло! Провинциальные дятлы понятия не имели, что в мире белых людей сплошь и рядом нельзя судить о социальном положении и состоятельности человека по его машине или одежде.

Профессионального нищего в «Майбахе», конечно, не увидишь — но вот миллионер (вовсе даже не эксцентричный) может разъезжать в «роллс-ройсе» в поношенном костюмчике и стоптанных ботинках, которым место в мусорном баке. Таких немало…

Молодой человек оказался сыном миллионера, да и его супруга была

не дочкой простого бакалейщика. Вмешались дипломаты, грянул скандальчик, президент, заботясь об имидже страны в глазах мирового сообщества, выступил по телевидению, принес извинения от себя лично и от страны, объявил происшедшее единичным печальным эксцессом (мягко намекнув, ч го такие вещи случаются не только в Африке) — а потом, среди своих, распорядился срочно включить зверство. Поскольку Ньянгатала — страна, по уверениям ее президента, демократическая, четверку подонков сулили по всем правилам: с защитником и присяжными. И вздернули всех четверых не в результате какого-то произвола, а по приговору демократических присяжных.

Вот только, сказал Лаврик, прочитав статью, подобный случай был далеко не единственным, но не у всех отцы — миллионеры, способные запросто спустить на президента Ньянгаталы посла…

Так что и здесь запросто может оказаться что-то подобное — но остается сидеть и молчать в тряпочку, самому бы отсюда выбраться.

Гулко затопали шаги. По коридору энергично прошли два жандарма: капрал и лейтенант, с ходу отперли камеру девушек и вошли. Капрал, этакая помесь садюги по службе и развеселого парня в жизни, громко возвестил:

— Вот и мы! Заждались, цыпочки?

Белая повернула к нему лицо — красивое, ненавидящее — кажется, хотела что-то сказать, но промолчала. Капрал подошел к столу, грубо поднял ее голову за подбородок и спросил:

— Ну что, надумала исповедаться?

Она молчала, зло сжав губы. Капрал угрожающе протянул:

— Между прочим, капитан разрешил вас потрахать, пока еще в товарном виде…

Лейтенант расхохотался — искренне, без всякой издевки или наигрыша:

— Сантуш, ну ты меня уморишь! Нашел чем эту напугать. Отчета не читал? Да эти шлюхи живут со всем отрядом, в том числе и с девками…

— Да я как-то не подумал… — сконфуженно пробормотал Сантуш.

Девушка подняла голову и с этакой змеиной вкрадчивостью проворковала:

— Сначала сунь мне в рот, я страшно люблю сосать…

Капрал даже отступил на шаг:

— Нашла идиота! Чтобы откусила? Не дождешься.

— Ох, я бы откусила, сволочь ты империалистическая… — сказала она со злой мечтательностью, таким тоном, что у Мазура по спине пробежал неприятный холодок, и он начал понимать, что все, очень похоже, обстоит совсем не так, как ему поначалу представилось.

— Ну, вот что, вы обе, — сказал лейтенант. — Ругань разводить не стоит. Давайте по-деловому. Или вы запоете, как птичка ласковая, или приступим к работе. Сначала и в самом деле трахнем, не пропадать же добру, потом поработаем плетками, а там возьмемся за что-нибудь посерьезнее. Куда Рамадос намерен отвести отряд? Зачем он вас сюда послал? Что он там замышляет? И наконец, кто ваш здешний связной? Ну? Услышу я что-нибудь толковое?

— Услышишь, — сказала негритянка, повернув к нему голову, насколько возможно. — Когда революционный народ возьмет власть и вам всем будут отрезать яйца на площади, ты много толкового услышишь…

Мазур видел, что

лейтенант вскипел, но удержал себя в руках, процедил почти спокойно:

— Ну что же, будем считать, что дипломатические переговоры не состоялись. Фиделита, я у тебя буду сто первый или сто второй? А то и сто тридцатый? Статистика — моя слабость…

Она ненавидяще выдохнула:

— Ты для меня — птичка, капнувшая на голову!

Знаешь, сдается мне, все обстоит не так унизительно для меня и вовсе не дает тебе какого-то духовного превосходства, — спокойно, ответил, лейтенант. — Если я и птичка, то уж никак не ласковая и не джиката. Скорее уж что-то вроде ястреба. Тут нет особой похвальбы, а? С тобой печальнее. Была гордая революционерка, а теперь — обычная шлюха, которая сейчас отведает жандармского штыря в обе дырки. Я неправильно обрисовал ситуацию?

— Сдохнешь, болонка при буржуазии…

— Возможно, — задумчиво сказал лейтенант. — Но когда-то это еще будет… А ты уже сейчас стоишь раком в ожидании полной обработки, и в любом случае больше тебе по джунглям с автоматом героически не бегать…

Она ответила потоком столь смачной и разнообразной американской матерщины, что Мазур не без восхищения покрутил головой. Капрал тем временем, не вступая в теоретические дискуссии, занялся сугубой практикой: разорвал платье на негритянке сверху донизу, стряхнул обрывки на пол, ловко двинул ей кулаком в печень, когда попыталась брыкаться, и неторопливо оглаживал бедра. Мазур взглянул на часы: прошло шестнадцать минут. Ну что ж, рановато для каких-то итогов, учитывая, что телефонная связь здесь и в самом деле немногим удалилась от каменного века…

— Знаешь, что мне решительно непонятно, Фиделита? — продолжал лейтенант, неторопливо разрывая на ней футболку и вытягивая из-под лежащей бренные остатки. — Как это ты ухитрилась сохранить аппетитный вид. Полтора года болтаешься по джунглям и болотам, трахаешься под кустом с каждым товарищем по борьбе, который поманит пальцем — а вот поди ж ты, трахнуть приятно. То же и с товарищем Энгельсиной, которой сейчас засадит от души наш проказник Сантуш. Никогда я не мог понять женщин… Ну ладно, поговорили душевно… Расставляй ножки. Не хочешь? Ладно, я и так справлюсь…

Поневоле слушая женские стоны и оханье — не зажимать же уши, к чему тут чистоплюйство? — Мазур думал о своем, и мысли получались безрадостные. Поскольку крутились вокруг главной для него на нынешний момент — и не оставлявшей шансов на жизнь — угрозы. О двух чеках на сумму, способную ввести в нешуточный соблазн и кого-нибудь гораздо повыше чином капитана.

Его адмиральское удостоверение видел только тот капрал на дороге, а все остальное — только капрал и Жоан. Даже если капрал из дорожного патруля рассказал о невиданной прежде роскошной ксиве своим солдатикам — получается пять. Пять ненужных свидетелей — мелюзга, нижние чины, пешки. Когда на одной чаше весов лежат триста тысяч долларов, а на другой — жизнь пяти таких вот пешек, человек решительный гуманизмом маяться не будет. Не углубляясь мыслью в очень уж хитрые комбинации, Мазур с ходу, можно сказать, на коленке придумал два варианта развязки — как сделать так, чтобы никакого адмирала здесь и не было вовсе, а эти пятеро, скажем, стали жертвами налета партизан. Никто и не удивится. И не такое прокатывало, и в более цивилизованных местах, не обязательно в Африке, случались истории и почище.