Читаниновые гномы

Лысов Михаил Юрьевич

Рядом с Мечтателем возник сиреневый единорог с радужным хвостом. Оптимист призвал огненного орла. У Старшого оказался крылатый бык. Искатель же обзавелся скатом мантой с неоновым рисунком на спине. Гномы

оседлали своих странных скакунов и те поднялись в воздух. Один за другим они пролетали сквозь оконное стекло и скрывались в предрассветных сумерках. Последним был Оптимист.

– Нам, конечно, положено рассказать тебе о себе. Но никто не сказал, что ты должен все запомнить, - произнес гном в оранжевом комбинезоне, запустил руку в карман и бросил что-то Иванову в лицо.

Человек попытался уклониться, но не видел, что в него летит. Перед глазами лишь мелькнул хвост огненного орла, ростом с воробья.

Писатель Иванов открыл глаза. Голова гудела, во рту пересохло, а все тело ныло от сидения в неудобной позе. Павел Петрович потер лицо руками. Он сидел за своим рабочим столом перед включенным ноутбуком. Часы показывали почти десять утра.

– Надо же. Это я так напился или заработался, что прямо за столом заснул?
– спросил сам себя писатель Иванов и двинулся приводить организм в порядок.

Через некоторое

время мужчина вернулся с чашкой растворимого кофе к столу. Нужно было проверить результаты ночных усилий. В тексте рассказа прибавилось всего несколько строчек. Они были знакомыми. Иванов был уверен, что писал их, но вот когда, не сказал бы и под страхом смерти.

– Видимо, волшебные гномы написали, - усмехнулся писатель Иванов.

И замер, не донеся чашку до рта. Ему вспомнился слишком реалистичный сон о бородатых коротышках в разноцветных комбинезонах и газетных треуголках. Они называли себя читаниновыми гномами и утверждали, что иногда пишут за людей сложные куски текста.

– Нет, уж, больше ночью с коньяком не работаю!
– рассмеялся писатель Иванов.

Затем мужчина перечитал первые строчки диалога, что не давал ему нормально жить в последнее время. Фразы были просто идеальны. Они словно прорвали плотину и слова хлынули неудержимым потоком. Работа закипела и вскоре удивительные существа и их странные истории были если не забыты, то отложены в самый дальний угол сознания. Все мысли и чувства Иванова были сейчас направлены лишь на его творение.