Читающий по телам
Шрифт:
— В этих доводах столько же здравого смысла, сколько его у слонов, когда они в страхе давят друг друга. Ты берешь столь широко, что с легкостью мог бы обвинить половину сидящих в этом зале. Но разве тебя это смутит, если главное для тебя — добиться своей цели! Тебе не хуже моего известно, что очень многие Кана столько же ненавидели, сколько и боялись, и что здесь легко отыщется с десяток кандидатов в его убийцы с мотивами того же порядка. Но ответь-ка мне на совсем простой вопрос. — Толкователь трупов выдержал долгую паузу. — Какая идиотская причина заставила
Цы довольно улыбнулся, понимая, что высказал решающий аргумент. Император, однако, вздернул левую бровь и посмотрел на юношу с презрением.
— Ты мне ничего не открыл, — произнес Нин-цзун. — Об убийстве министра мне доложил Серая Хитрость.
Цы обомлел, не в силах понять, по какой причине император отказывает ему в первенстве. Это же был фундамент его доказательств! Если его выбьют у Цы из-под ног, уже никто и ничто не спасет его. На его вопрос ответила легкая улыбка, невзначай скользнувшая по губам Фэна: Фэн вовсе не говорил с императором о его открытиях. Он передал их Серой Хитрости.
Перерыв в заседании дал юноше необходимую передышку, чтобы унять ненависть к Фэну и Серой Хитрости, которая буквально лишала его рассудка. Императору предстояли непременные вечерние церемонии, поэтому он перенес продолжение суда на утро.
В тюремном застенке Цы увидел Фэна. Судья ждал сгорбившись, сидя на единственном табурете посреди камеры. Он сделал караульному знак обождать за железной решеткой, пока он будет говорить со злоумышленником. На полу стояла миска с супом. Толкователь трупов с самого утра не проглотил ни крошки, но есть не хотелось и теперь. Караульный приковал Цы к стене и вышел из камеры.
— Держи, ты ведь голодный, — произнес Фэн, не поднимая взгляда, и переставил тарелку поближе к ногам юноши.
Цы пнул миску с такой силой, что суп заляпал торжественное облачение судьи. Фэн поспешно вскочил. Смахивая брызги, он смотрел на Цы горестным взглядом, словно отец на срыгнувшего новорожденного.
— Ты должен успокоиться, — произнес судья снисходительным голосом. — Я понимаю твое негодование, но мы и теперь можем уладить это дело. — Он снова сел перед Толкователем трупов. — Потому что вся эта история зашла слишком далеко.
Цы даже не смотрел в его сторону. Как мог он относиться к этому предателю, словно к отцу? Если бы не цепь, он собственными руками задушил бы судью.
— Я вижу, ты не хочешь говорить, — продолжал Фэн. — На твоем месте я поступал бы так же, да только сейчас не то время, чтобы быть идиотом и тешиться гордостью. Ты можешь и дальше молчать, дожидаясь, пока Серая Хитрость не порвет тебя на куски, — или выслушаешь мое предложение и спасешь свою шкуру.
Фэн велел караульному принести новую миску супа, но Цы взъярился еще пуще:
— Жри его сам, мерзкий ублюдок!
— Ага! Кажется, языка ты пока не лишился. Цы, выслушай меня, ради старика Конфуция! Ты много
— Что значит — затеян не ради меня? Да разве в тюрьму бросили кого-нибудь другого? Или ребра ломали вовсе не мне? Ты о таком доверии говоришь?
— Проклятье! Да я просто старался, чтобы дело отобрали у тебя и возложили ответственность за расследование на Серую Хитрость. Если бы он действовал по моей указке, все вышло бы намного проще, однако его зависть оказалась сильнее, и он обвинил тебя.
— Правда? Так почему же я вам все-таки не верю? Если бы вы и впрямь хотели мне помочь, это можно было сделать в Зале слушаний. Что вам стоило объявить, что именно я рассказал об убийстве Кана?
— Именно так бы я и сделал, если бы от этого была какая-то польза. Но получилось бы, что я говорю то одно, то другое, а это лишило бы меня доверия императора. Сейчас Нин-цзун мне доверяет. И нужно, чтобы так оно и продолжалось, если ты хочешь, чтобы я тебя спас.
— Так же, как спасли моего отца?
— Не понимаю. Что ты имеешь в виду? — Лицо Фэна переменилось.
Вместо ответа Цы вытащил записку, найденную в книге Фэна, и бросил к ногам судьи:
— Узнаете почерк?
Фэн с удивлением поднял с пола листок. Прочитал — и руки его задрожали.
— Где… где ты это откопал? Ведь я… — Речь его перешла в бормотание.
— Вот почему вы запретили моему отцу возвращаться? Чтобы и дальше воровать партии соли? Поэтому вы и с евнухом разделались? Ведь Нежный Дельфин обнаружил те же нестыковки! — кричал Цы.
Фэн пятился назад, широко распахнув глаза, как будто бы увидел привидение.
— Да как ты смеешь, неблагодарный? И это после всего, что я для тебя сделал!
— Ты обманул моего отца! Ты всех нас обманул, а теперь осмеливаешься напоминать о благодарности? — Цы дернул за цепь, силясь освободиться.
— Твой отец? Да он бы должен был мне ноги целовать! — выкрикнул Фэн с искаженным лицом. — Я вытащил его из нищеты, а к тебе относился как к родному сыну!
— Не пачкай имя моего батюшки, иначе… — Цы снова тряхнул цепями; железо лязгнуло о стену.
— Да разве тебе не понятно? Я обучал и воспитывал тебя как приемного сына, ведь у меня никогда не было родного! — В глазах его сверкало безумие. — Я всегда тебя защищал. Я даже позволил тебе уцелеть при взрыве. Почему, как ты думаешь, умерли только они? Я мог бы дождаться твоего возвращения… — Судья протянул дрожащую руку, чтобы погладить юношу по лицу.
От последних признаний юношу будто разорвало надвое.
— Какого взрыва? Что ты имеешь в виду? — Цы отступил к стене, точно мир вокруг него стремительно рушился. — Что значит «умерли только они»? — Теперь Толкователь трупов извивался всем телом, пытаясь дотянуться до Фэна.