Чижик в Риме
Шрифт:
— Мраморный слон на нас дунул из хобота! И сказал, что будет дуть на всех, кто ловит милую бронзовую птичку. И на того типа, что стоял в дверях церкви, а тела не имел.
— Виктор Эммануил сказал, что короля допрашивать неприлично.
— Волчица сказала, что никому ничего не скажет, потому что неизвестно, на чьей мы стороне.
— Марк Аврелий сказал, что он — император Константин.
— Четыре головы своими восьмью глазами ничего не видели.
— Все понятно, — подытожил Самый Чирик. — За нашим гостем охотились какие-то исчадия ада. Застенчивые исчадия — в дверях
— Чирикалло, — оглянулись воробьи. — Из клана Пирамиды. Эй, где ты?
Одного воробья не хватало.
— Наши пропадают на глазах, — зашептали воробьи. — Скоро никого не останется. Жуткие вещи творятся в Риме.
— Теперь его придется спасать, — вздохнул было Самый Чирик, но тут прилетел взъерошенный Чирикалло и сказал:
— Кошка дала ценные показания! Нет, сначала она дала мне лапой… но я объяснил, что я не воробей, а инспектор уголовного розыска. Кошка сказала: «Ищите бронзовую птичку в подземелье Колизея. Они потащили ее к Василиску!»
Воробьиный галдеж тут же стих. Все в Риме со времен Нерона знали, кто такой Василиск.
— Я все равно полечу его спасать, — дрожащим голоском сказал Чивио. — А если я окаменею, вы поставите меня на площади Навона. Вот в заморском городе Питере есть бронзовый Чижик, а в Риме будет каменный воробей.
— В Риме будет жуткое количество каменных воробьев, — хмыкнул Самый Чирик. — Потому что мы летим все. На старт! Внимание! Взлет!
И воробьиная туча взяла курс на Колизей.
Глава 17
Дипломатия в действии
— А у нас в Питере тоже была богиня вредных испарений. Звали ее Кикимора Вонючка. Жила она где-то за Охтой, и в виде этих самых испарений испарялась по всему городу. От нее кашляли да болели. И вот однажды питерцам надоело: до каких пор мы будем подчиняться Вонючке? Долой кикимор, да здравствует здоровый образ жизни! И они изобрели противогаз. Это такой хобот, его на лицо надевают и дышат через него. Как у вашего мраморного слона на площади. И вот наступил вечер, пошла Вонючка по городу и видит: весь Невский в противогазах! Никто ее не нюхает! Расстроилась Вонючка, рассыпалась на молекулы и стала весенней коллекцией духов невской парфюмерной фабрики. А у питерцев с тех пор появилась традиция: по субботам гулять по Невскому в противогазах… ой, это я что-то того… ну, ладно, никто не проверит.
Мефитис слушала сказку с горящими глазами. Глаза горели красным, реже — синим.
— Жизненная история, — вздохнула она. — Ну, прямо все правда. Я вот тоже бывалоча как взлечу в сумерках с берегов Тибра, как расползусь по улицам Рима… все кашляют, все кривятся от моих испарений. А сейчас что? Сейчас любой завод по части вредоносности испарений меня за пояс заткнет. Я уж и
Мефитис оказалась классной теткой. Она рассказывала анекдоты времен Нумы Помпилия, ругала Ромула, хвалила Нерона и имела только один недостаток: не ложилась спать.
Чижик рассудил, что скоро его стражи уснут, и он как-нибудь исхитрится и вылезет из клетки. В конце концов его бронзовый клюв — не картонный. Но увы! Мефитис развлекала его беседой, Портун размазался по дверце в клетке, Сумман в уголке точил свою молнию. Аий Локутий верещал через равные промежутки времени — забытые боги приноровились определять по нему, который час. Эйя с потерянным видом летала вокруг клетки. Либитина копала в углу могилку, по размерам — на некрупную птичку. За ширмой возился и чесался Василиск.
И вдруг в подземелье влетело что-то вроде бестелесной всполошенной курицы.
— Это кто? — поразился Чижик. — Душа невинно убиенной и сваренной наседки?
— Нет, это стриги, наши слуги, — пояснил Сумман. — Нечто среднее между зловещими мертвецами, летучими мышами, гарпиями и привидениями. Ну, чего надо?
— К Колизею приближаются тучи воробьев, — доложила летучая «курица».
— Ну и что, — не понял Сумман. — Может, у них того… перелет в Африку.
— Или брачный период, — мечтательно протянула Мефитис. — Я про любовь все очень уважаю.
— Мое дело предупредить, — пожала плечами «курица».
— Глупцы, — мягко сказал Василиск. — Они летят освобождать пленника… мы сейчас сделаем из них блюдо по рецепту императора Нерона. Помнишь, Либитина?
— А как же, — отозвалась богиня похорон. — Такое трудно забыть: пирог с воробьиными языками величиной семь на восемь, восемь на семь. Еле в зале поместился. А воробьиные языки жесткие. Сколько народу поутру поносом маялось — не сосчитать. Двоих даже схоронили, к моей радости. Правда, их болезнь только началась поносом, а окончилась кинжалом, хе-хе-хе…
Чижик чуть не закричал от радости. Верный друг Чивио собрал родственников и летит спасать его!
— Глупцы, — нежно повторил Василиск. — Я только посмотрю на них — и они окаменеют.
Чижик похолодел, хотя и так был не теплый, а бронзовый. Ведь воробьи не знают, что здесь Василиск! Его срочно надо обезвредить! Но как?
— Ай-я-я-я-яй! — заорал Аий Локутий.
— Заткнись, не до тебя, — отмахнулся Чижик.
И тут в подземелье влетел воробей.
— Не смотреть! Отвернуться! — закричал он. — Я парламентер, меня нельзя окаменевывать!
— Чивио! — обрадовался Чижик. — Я здесь! То есть Василиск здесь, осторожно! Спасайся!
— Я имею честь предъявить синьору Василиску и его друзьям ультиматум! — гордо провозгласил Чивио.
— Уй ты, какие мы грозные, — ласково проворковал Василиск.
— Маленький, а храбрый, — умилилась Мефитис.
— Из одного воробьиного языка пирог не состряпать, — разочарованно скривилась Либитина. — Ты остальных-то приведи.
— Остальные воробьи осадили Колизей плотным кольцом, — сказал Чивио. — Если вы не освободите нашего друга, то мы…