Чосер
Шрифт:
одну из своих служебных обязанностей в Саутгемптоне, куда был послан с семьей для
контроля за взиманием винных пошлин. На следующий год после отъезда Чосеров из
Лондона в город пришла беда, позднее названная Черной смертью из-за черных нарывов, которые образовывала на теле жертвы бубонная чума. Считается, что эпидемия 1348–1349
годов выкосила тридцать процентов населения Англии. В невероятной скученности и
сутолоке Лондона, как мы можем предположить, число жертв было гораздо
достоверными цифрами мы и не обладаем. Однако нетрудно предположить, что, возвратившись к себе на Темз-стрит в конце 1349 или же в начале 1350 года, семейство
Чосер нашло Лондон в значительной степени опустевшим. О впечатлении, которое это
должно было произвести на мальчика, можно только догадываться. Единственное
упоминание чумной эпидемии мы находим в рассказе о приставе церковного суда: Как вор в ночи, кралася Смерть,
Верша губительное дело.
Но это лишь образ в нравоучительном пассаже, где говорится о грехе алчности.
Вспомним, что “Декамерон” Боккаччо, возможно, оказавший влияние на сюжетное
построение “Кентерберийских рассказов”, был рожден как собрание историй, призванных
скрасить тревожное ожидание и унять беспокойство публики перед лицом грозившей им
чумы. Высказывалось предположение, что хорошо известная увлеченность Чосера чтением
тоже непосредственно связана с его ощущением реальности как мира зыбкого и чреватого
опасностями, к книгам же он обращался как к иной, устойчивой, реальности в неустойчивом
мире. Разумеется, в предположении этом есть доля истины. Однако было бы натяжкой прямо
проецировать чувства и ощущения современного человека на сознание человека
средневекового. Людям XIV века, а в особенности лондонцам, угроза смерти или болезней
была привычна, к тому же не следует забывать и о том, что для них смерть являлась лишь
этапом в вечной драме человеческого существования. Так или иначе, но к семейству Чосеров
эпидемия оказалась благосклонной, поскольку в результате они получили в наследство
многое из имущества родственников, которым не посчастливилось, оставшись в Лондоне, они стали жертвами эпидемии.
По возвращении в Лондон, надо полагать, для Чосера начались годы серьезного учения, хотя свидетельств, в чем это учение заключалось, мы и не имеем. Учиться сыновья видных
горожан в то время начинали в семь лет, поступая в школу – певческую или
грамматическую, где зубрили латынь. С тем же успехом Джеффри Чосер мог обучаться дома
или даже у священника церкви Святого Мартина в Винтри.
Многие исследователи сходятся во мнении, что послан он был в школу при богадельне
Святого
знание им латыни и латинских авторов, в частности Овидия и Вергилия. В этой школе его
вероятнее всего обучали латыни по грамматике Доната, известного многим поколениям
школьников, и знакомили с более современными книгами по риторике и грамматике; с латыни здесь, вероятно, переводили не только на английский, но и на французский – ведь
англо-нормандские истоки английского общества к тому времени еще не были изжиты.
Однако все эти домыслы и разнообразные предположения основываются на ревностной вере
в то, что талант Чосера не мог не быть отшлифован систематическим формальным
образованием. Однако проблема заключается в том, что доказательствами вера эта не
подкрепляется. При этом один из возможных источников образованности Чосера мы
находим ближе к родным пенатам. Примерно в 1330 году в лондонской книжной лавке было
составлено рукописное собрание английских текстов, получившее название “Манускрипт
Очинлека”; оно включало
в себя более пятидесяти наименований, в том числе семнадцать английских романов, а
также сатиры и жизнеописания святых. Собрание это весьма убедительно связывают с
семейством Чосер и его становлением. Несомненно, что подобная же антология могла быть
известна и юному Чосеру. Как и Шекспир, Чосер питал свой гений, собирая и впитывая
произведения других авторов, в этом смысле раннее его знакомство с английскими текстами
было весьма знаменательно.
Глава вторая
Воспитание при дворе
Настоящей школой для Чосера стала его придворная служба. Впервые фамилия его
появляется в счетах Елизаветы, графини Ольстерской, относящихся к маю 1357 года, там
зафиксирована некая сумма, “выданная “Голфриду Чосеру из Лондона”, в этот же период
Чосер получает и “пальток” – короткий камзол, приличествующий придворному пажу.
Графиня Елизавета вышла замуж за принца Лионеля, второго сына английского короля
Эдуарда III. Упомянутый “пальток” служит доказательством влияния и уважения, которыми
пользовалось при дворе семейство Чосер, что помогло им добыть для отпрыска столь
завидную должность.
Жизнь юного пажа оказалась неспокойной, проходила она в бесконечных переездах из
Виндзора в Вудсток и из Хэтфилда в Энглси в составе свиты. Эти перемещения из
замка в замок и из поместья в поместье лишь участились, когда осенью 1359 года свита