ЧП районного масштаба
Шрифт:
– Неприятно, конечно, но это как несчастный случай – никто не застрахован. С таким же успехом они могли и к нам в театр залезть, – поддержал Максим.
– Товарищ Бутенин, не вижу активности! – оживился Шумилин.
– Активность раньше была нужна. Я, Коля, понимаю: в ситуацию ты попал паршивую, одним словом, на разных коврах объясняться придется. На нас можешь положиться: бюро всегда поддержит, но сейчас я тебя успокаивать не стану. Вот ты, Максим, напивался пьяным?
– Ты так спрашиваешь, словно интересуешься, бывал ли я в Париже! Конечно.
– А тебе спьяну хотелось в райком слазить?
– Пример, Леша, неудачный!
– Да черт с ним, с примером! Одним словом, не может человек просто так в райком полезть. Когда говорят: «Спьяну взбрело», –
– Алексей Иванович! Вернемся к нашим хулиганам, а то я на спектакль опоздаю, сегодня как раз «Преступление и наказание», – сработал на публику Полубояринов.
– Я ж об этом и говорю! В комсомол мы принимаем, будто главное – билет выдать и взносы собрать вовремя. А кто, что – дело десятое.
– А тебя никто не заставляет неподготовленную молодежь принимать! – привычно возразил Шумилин.
– Это ты сейчас так говоришь! – усмехнулся Бутенин. – А когда тебя в горкоме за пушистый хвост возьмут, мы другое слышим. Одним словом, ходишь за каким-нибудь разгильдяем и просишь: «Вася, пойдем в комсомол…» Или еще пример: как весна, десятиклассники на бюро косяками идут: мол, «хотим быть в передовых рядах советской молодежи». А где же вы раньше, голубчики, были, пока вам комсомольская характеристика в институт не понадобилась? Потребительство, оно не только к барахлу относится…
– Ну, это проще всего – на людей рукой махнуть, – наставительно возразила Гуркина. – Я на съезде с одним парнем познакомилась, представляете, пять лет назад он был трудным подростком! Комсомол перевоспитал.
– Да поймите вы, – сжал кулаки Бутенин, – если бы мы правильно воспитывали, перевоспитывать не нужно было! Раньше, отец мне рассказывал, если парня в комсомол не принимали, он руки был готов на себя наложить. За великую честь считали! А сейчас некоторые бравируют тем, что не в комсомоле. Мол, не такие, как все. Мы коммунистический, понимаете, коммунистический союз молодежи! Пусть наш союз будет меньше, да лучше, пусть к нам просятся, мечтают получить билет, а мы будем выбирать лучших. Были же когда-то кандидаты в комсомол!
– Ты, Леша, ревизионист! – раздумчиво произнес Полубояринов.
– Правого толка, – согласился Бутенин.
– Почему правого? – оторопел Максим.
– Потому что прав! Ты вот, Светлана, говорила: мы теперь никаких мест не займем, грамоты получать не будем… А их у нас и так уже вешать негде. Как у моего деда вся изба картинками из «Огонька» оклеена. А я ведь, Коля, от ревизионной комиссии и в других районах бываю…
– Я же говорил – «ревизионист»! – встрепенулся Полубояринов.
– Максим! – поморщился Шумилин.
– Одним словом, – продолжал Бутенин, – в других райкомах с наградами, может, и пожиже, но ребята там живые какие-то. Даже по лицам видно! А то я иной раз на нашего инструктора Цимбалюка погляжу: у него и глаза-то оловянные…
– А хулиганы-то здесь при чем? – окончательно запуталась Гуркина.
– А при том! Одним словом, если б они комсомол уважали, в райком не полезли бы.
– Разговор на уровне «Ты меня уважаешь?», – поддел Полубояринов.
– Я знаю, Максим, что ты остроумный, но я хочу, чтобы вы меня поняли: эти хулиганы где-то учатся или работают, а там ведь есть первичная организация. Вот о чем нужно думать! А, может быть, они и сами комсомольцы. Делать что-то необходимо сейчас, пока случайность
– Ты мрачно глядишь на молодежь, Леша, – констатировал Полубояринов.
– Я, Максим, гляжу трезво. И ты меня, Коля, понять должен: сам же все время с подростками возишься!
Члены бюро замолчали. Было слышно, как за окном по переулку проезжают редкие воскресные автомобили. Шумилин понимал, что от него ждут решения.
– Мне бы тоже хотелось, – начал он, еще не зная до конца, что скажет, и чувствуя какую-то трибунность взятого тона, – чтобы происшедшее оказалось случайностью, хотя и за случайность отвечать придется. Согласен я и с тобой, Алексей, случайность со временем может стать закономерностью, явлением, но уверен: эти хулиганы не комсомольцы. И не надо с водой выплескивать ребенка, а то появилась такая манера: нащупают недостаток и давай подряд все крушить. Ты же, дорогой мой, у себя на автобазе машину, у которой фильтр засорился или тормозная жидкость вытекла, не списываешь! Комсомол, каким он сегодня стал, не одно поколение строило, и каждое самое лучшее старалось вложить. Вот так-то! Ты о многом сказал правильно, главное – с болью. А то мне иногда кажется, спортивных болельщиков кругом больше, чем болеющих за дело. И мнение мое такое: в связи со слетом очередное бюро у нас будет не в среду, а во вторник. К этому времени, надеюсь, прояснится что-то и у милиции. Давайте отложим все другие вопросы – они терпят – и вернемся уже в полном составе к этому разговору, разберемся, что тут закономерность, а что случайность, что произошло из-за незакрытого окна, а что по другим причинам. И как быть, чтобы такого больше никогда не случилось. Договорились?
Члены бюро с шумом отодвинули стулья и начали собираться.
– Нa вот тебе для коллекции, – вернувшись от двери, протянул Бутенин тоненький сборничек.
Оставшись один, Шумилин закурил и поймал себя на том, что за годы общественной работы приобрел навыки эдакого миротворца, укротителя страстей. А может, именно Бутенина нужно брать на место второго? Правда, у него ни образования, ни опыта аппаратной работы, но зато комсомол для него – комсомол, а не ступенька в жизни, этим он и похож на Кононенко. И парень Леша хороший, только резковатый… А почему, собственно, мы стали любить разных молчаливых насмешников, смотрящих на наши недостатки и несуразицы, словно воспитанные иностранцы, с ироническим удивлением: отчего, мол, аборигены порядок у себя навести не могут? А ведь они никакие не интуристы, а соотечественники, граждане, не в обиходно-транспортном – в главном смысле этого слова, они люди, от которых все и зависит! Почему человека, с болью и виной называющего вещи своими именами, мы, внутренне соглашаясь, все-таки воспринимаем как возмутителя спокойствия? Слава богу, что он покой возмущает! С покоя, вернее, с успокоенности вся безалаберность и начинается. Тут Бутенин абсолютно прав! Тогда получается: ощущение вины есть не у одного краснопролетарского руководителя, а то он уже решил, что это последствия его недавней подводной охоты. Шумилин невольно прислушался к себе и сразу уловил знакомое тревожное ожидание – казалось, даже сердце бьется с какими-то перебоями, словно спотыкается. Ерунда! Он взял и руки книжицу, подаренную Бутениным. Почти всем в районе было известно, что Шумилин собирает первые сборники поэтов и в его коллекции есть почти все классики, нсз говоря уже о нынешних стихотворцах. Но мало кто знал о том, что начало коллекции положила книжечка Шумилинского однокурсника, ко всеобщему изумлению, вышедшего в поэты.
Итак, Верхне-Камское книжное издательство, Иван Осотин. «Просинь». Название настораживало. На фотографии – здоровяк с мужественным прищуром. Аннотация сообщает: молодой поэт (тридцать семь лет) «пристально вглядывается в лица современников и вслушивается в беспокойный пульс эпохи…» В предисловии уважаемый лауреат, представляя автора, вяло уверяет, будто «за стихами Осетина чувствуется судьба, а в стихах чистое лирическое дыхание… Особенно близка ему комсомольская тема…» Это интересно. Открываем.