Чрезвычайное положение
Шрифт:
Поездка на поезде, в общем-то, была утомительной, и они обычно коротали время за чтением книг и газет. Но однажды произошло событие, которое внесло разнообразие в эти скучные поездки.
Был один из тех великолепных, напоенных ароматом теплых дней, которые случаются в южных предместьях Кейптауна в сентябре, задолго до рождественской жары, когда люди быстро устают и легко раздражаются. Де Ягер предупредил Эндрю и Эйба, что задержится в школе, а это означало, что им придется добираться на поезде.
В железнодорожной
— Как трудно быть небелым!
— Я не понимаю, почему ты должен жаловаться, — возразил Эндрю. — Если бы ты чуть-чуть постарался, то мог бы свободно сойти за белого.
— Во всем виновата моя мать. Нельзя же винить меня за мои очаровательные веснушки и роскошные светлые кудри.
Друзья встали в очередь к окошку для небелых. За последнее время им неоднократно приходилось слышать от учеников жалобы на нового кассира. По-видимому, ко всем цветным он относился с абсолютным презрением. На железнодорожном расписании на станции кто-то карандашом написал: «О белая горила! Цветным билеты не швыряй, как собакам».
— Я не в восторге от стиля, хотя разделяю чувства автора этой надписи, — смеясь, заметил Эйб.
— Творение какого-то безвестного Мильтона, — пошутил Эндрю. — Очевидно, это очень свободный стих.
— Написание чудовищное. Только ученик из десятого «Б» мог написать так слово «горилла».
— Ну ладно, не могут же все ученики третьеразрядной средней школы в совершенстве владеть английским языком.
— Тем хуже для учеников.
— Наверно, на эту обезьяну в кассе поступает немало жалоб.
— Да, наверно. Сначала обслуживает белых, а потом уже не спеша выдает билеты нам, черным.
— Откуда эта начальственная спесь?
Очередь двигалась очень медленно.
— На днях я слышал, как он поносил одного нашего старшеклассника.
— Я бы на твоем месте не удивлялся. Ведь это как-никак Южная Африка, а люди, подобные этому кассиру, представляют собой рабочую аристократию.
— Из числа белых?
— Нет, я имею в виду вообще всех.
Тем временем подошла очередь Эйба. Кассир был грузный человек с землистым лицом и щеголеватыми усами а-ля Гроучо Маркс[Гроучо Маркс (род. в 1895 г.) — популярный актер мюзик-холла.]. Неизвестный бард был прав. В его внешности было что-то типично обезьянье.
— Один билет первого класса до Кейптауна, пожалуйста.
Кассир медленно поднял глаза, озадаченный чистотой выговора.
— Пожалуйста,
Теперь настала очередь Эйба удивляться.
— Прошу прощения.
— Пройдите за угол, сэр. Эта касса для неевропейцев.
— Ах, вот оно что, понимаю, — оказал Эйб. Он развеселился, поняв, что ввел кассира в заблуждение светлой кожей. — Но ведь я же цветной или так называемый цветной.
— Пройдите к другой кассе, пожалуйста, — твердо повторил кассир.
— Послушайте, не надо осложнять дело, — начал Эйб. — Я предпочитаю получить билет здесь.
— Здесь я не имею права обслуживать белых.
— Простите, что вы сказали?
— Здесь я не имею права обслуживать белых.
— Я не белый и никогда в жизни не был в Европе.
— Пройдите за угол, пожалуйста.
Кассир отошел к другому окошку, чтобы обслужить кричаще одетую брюнетку.
— Черт знает что такое, — не переставал удивляться Эйб.
— Проклятый дурак, — согласился Эндрю.
— Теперь мне надо бороться за то, чтобы доказать свою принадлежность к цветным.
— Это еще впереди.
— С ума можно сойти от всего этого.
Очередь росла, и стоявшие за ними люди, главным образом домашние хозяйки и строительные рабочие, начали проявлять нетерпение. Эйб сердито постучал монетой по прилавку.
— Извините, но здесь я обслуживать вас не буду.
— Пожалуйста, один билет первого класса до Кейптауна.
— Здесь обслуживаются только цветные. Окошко для белых за углом.
— Но я цветной. У моей матери вьющиеся волосы и толстые губы. Я преподаю в средней школе для цветных. Я цветной, ярко выраженный цветной!
— Я здесь не для того, чтобы выслушивать оскорбления.
— Не говорите глупостей. Один билет первого класса до Кейптауна.
— Я не могу нарушать закон. Боюсь, вам придется пройти к окошку для европейцев.
— Черт побери! Я никуда отсюда не уйду.
Кассир обслужил еще троих белых, затем вернулся на прежнее место и сделал вид, будто погрузился в чтение свежего номера «Фармерс Куотерли». Он изо всех сил старался показать, что его совершенно не волнует свирепый вид Эйба. Очередь становилась все длиннее, и раздражение ожидавших росло. Подошел поезд и вскоре ушел; провожаемый криками, свистками, он увез всего лишь несколько небелых пассажиров.
— Пошли, Эйб, — умолял Эндрю. — Позабавился и хватит. Притворись, что ты белый, и конец всей этой глупой истории.
— Я отнюдь не нахожу историю забавной и желаю лишь оставаться самим собой.
— Хорошо. Я куплю тебе билет.
— Благодарю, я сам.
— Из-за нас скопилась уйма народу. Мы уже заставили их пропустить один поезд.
— Они могут пропустить и еще несколько.
— Разве по отношению к ним мы хорошо поступаем? Отнимаем время у людей, которые тут абсолютно ни при чем.