Что ему сказать
Шрифт:
Не раз я пытался разговорить Арифрона, но не мог преодолеть его замкнутости, о чем наутро с огорчением докладывал на совещании в кабинете главврача.
Но иногда Арифрон проявлял любознательность. Вечерами, когда умолкал телевизор, он, беспокойно поворочавшись
Лишь однажды он повел себя несколько необычно. Когда я сказал, что люди уже побывали на Луне, а наши космические станции достигли далеких планет, он бросил на одеяло недоеденный кусок сыра и пробормотал: "Да, да, космос..." Мне показалось, что он поежился. Стоял теплый вечер и даже распахнутое окно не спасало от духоты.
Я уже засыпал, когда он вновь заговорил.
"Виктор, неужели никто не помогает вам это делать? Воздушные корабли, города, ра-ке-ты?" - Он произнес это слово по-русски.
"Никто, - ответил я.
– Это делают люди".
"Люди..." - повторил Арифрон и замолчал.
Ночью он разбудил меня. В окно глядели сочные звезды, в больничном парке надрывался соловей. Я сел, нашаривая на тумбочке очки. Он стоял передо мной и возбужденно дышал. Я почему-то не решился включить настольную лампу. Мне показалось, что он хочет сообщить что-то
Он присел на корточки, положил руку на мою кровать и прерывисто зашептал:
"Виктор! Я построил корабль, я полетел далеко-далеко... Я хотел
увидеть богов. Я полетел, чтобы увидеть богов, чтобы поговорить с
ними, потому что их нет на Олимпе... Я был на Олимпе... Там никого
нет! Они должны быть там, за небесами. Как там страшно и одиноко... Пустота... Я летел, я искал их, умолял их показаться, дать какой-то знак..."
Арифрон взволнованно дышал. Никогда он не говорил так много.
"Я не нашел их! Я потратил полжизни, чтобы их найти, я удалился от
людей, я никому не открывал свою мечту. Меня считали безумным... Я не нашел их, они не откликнулись... Виктор! Вы очень умны и сильны, вы тоже летаете в небо, вы преображаете ойкумену, вы почти достигли могущества богов. Умоляю, найдите их!.."
Он всхлипнул. Честное слово, мне не показалось.
"Найдите богов! Найдите и расскажите обо мне, Арифроне из Микен, с которым они не захотели говорить. Поклянись, Виктор! Поклянись Зевсом!"
Он с мольбой протянул ко мне руки. Ну что я мог ему сказать? Что?..
*
Да, я тоже виню себя в смерти Арифрона. Но кто же мог предположить, что сердце его не выдержит, когда он узнал правду? Наверное, иногда ложь бывает полезней истины. Не лучше - но полезней...
Кировоград, 1982.