Что, если мы останемся

Шпринц Сара

– Мы организовали для тебя отдельное рабочее место. – Гарри открыл дверь в конце коридора. Мягкий утренний солнечный свет попадал в крохотный кабинет через большое окно от пола до потолка. Стена напротив – вся в полках с аккуратно подписанными папками, а перед ней – огромный стол с гигантским монитором iMac, рядом с которым не было ничего, кроме футуристической лампы из бронзового металла и стеклянной бутылки сумасшедше дорогой питьевой воды. Ну конечно, а как же еще…

– Здесь ты можешь работать, когда захочешь, в любое время дня и ночи, – засмеялся Гарри,

и, хотя я могла бы письменно его заверить, что никогда не попадусь на это, но уголки моего рта невольно дернулись в ответ на его искренний, от всего сердца, смех.

Ни за что не признаюсь в этом и через десять лет, но я скучала по этой рабочей атмосфере в бюро у моих родителей. Все будние и выходные дни, которые я проводила здесь в детстве, врезались в память. Гарри Барклай был частью этого места так же естественно, как белые блоки полистирола и серые картонные папки, которыми он развлекал меня, когда у няни заканчивался рабочий день, а родители были на конференциях или встречах с важными клиентами.

Машинально я сделала несколько шагов к столу, а Гарри остался стоять у двери. Заметив, что он замолчал, я повернулась к нему и увидела выражение удовлетворения на его лице. Какое-то мгновение я не понимала, что оно значит. Я давно не видела на лицах своих собеседников ничего подобного. Это было не разочарование. Светлые глаза Гарри светились нежностью, губы растянуты в улыбке. Это было удовлетворение.

– Ах, Эмбер, Эмбер… Ты только посмотри! Для меня ты – все еще маленькое бойкое солнышко Джонатана и Тессы, хотя ты давно превратилась в самостоятельную девушку. Родители, должно быть, безумно гордятся тобой.

Эти слова отозвались тупой болью в груди. Мне потребовалось все самообладание, чтобы сохранить на губах улыбку.

– Для этого им нужна дочь, которая не будет их бесконечно разочаровывать. – По выражению на лице Гарри я поняла, что мои горькие мысли вырвались и обрели словесную форму.

– Ты правда так думаешь?

– Это же очевидно, я не в состоянии изучать архитектуру без их участия, – выпалила я. Вся моя злоба, которую я последние несколько недель загоняла в темный угол своего сознания, мгновенно вылезла наружу.

– Можно я скажу тебе один секрет, Эмбер?

Я кивнула, но без особого желания.

– Во время учебы меня не раз одолевали сомнения, на правильном ли я пути. Мне все давалось с трудом, часто из последних сил.

Я стиснула зубы. Супер! И это должно мне сейчас помочь? Оказывается, быть неудачником – это нормально?

– Это процесс обучения, – невозмутимо продолжал Гарри. – Прежде всего ты учишься проявлять настойчивость и работать самостоятельно. Архитектуре как таковой никто не может научить. Подписывать своим именем проекты зданий ты сможешь только по прошествии времени, набравшись опыта. И, на мой взгляд, никакие экзамены и оценки тут уже не имеют значения, тебе не кажется?

– Я даже не могу решить, нравится ли мне это.

– Архитектура как занятие?

Я беспомощно пожал плечами.

– А что доставляет тебе радость?

Это было невыносимо. Стоять

перед ним и рассказывать, что у меня нет ничего такого, что могло бы заставить мое сердце биться чаще. Ни тайного увлечения, ни таланта, ни вдохновения. В моем окружении было много людей, следующих своему предназначению, а я блуждала в темноте, пытаясь найти свое.

– Я не знаю.

– Вот и узнаешь. – Удивительно, но его улыбка подействовала на меня успокаивающе.

– Я сомневаюсь, что такое вообще существует.

– А я нет. Каждый находит то, что ему нравится, разве нет? Ты еще так юна, Эмбер. Перед тобой открыты все двери.

Я тяжело вздохнула. Да, как бы не так…

– Может быть, удовольствие вернется, когда ты начнешь работать без гонки за результатом.

– Скажи это отцу, – проворчала я. – У меня нет выбора, если я не проявлю себя здесь, он вышвырнет меня на улицу.

– Ты вся в отца – такая же упрямица. Да и дед твой тоже всегда шел напролом.

Я пренебрежительно фыркнула. Ненавижу такие сравнения.

– Что ж, наша утренняя планерка вот-вот начнется. Мы рады твоему присутствию. Наливай себе кофе, и встречаемся через несколько минут. – Гарри широко улыбнулся, повернулся и исчез в коридоре.

Выдохнув, я опустилась во вращающееся кресло, подходящее по стилю к футуристическому облику кабинета. Зачем я здесь? Лучше бы сейчас на лекциях сидела. Теперь что, вместо пар в университете каждый понедельник проводить с родителями в бюро? Нет, мне здесь не место, хоть я тоже ношу фамилию Гиллз.

Я неподвижно уставилась на кирпичную стену перед собой. В коридоре послышались первые шаги, кто-то уже направился в конференц-зал. Шелест листов бумаги и разговоры о погоде, на выходные она выдалась необычно хорошей для Ванкувера. Я чувствовала себя здесь совершенно чужой.

Крепко сжав металлические подлокотники кресла, я медлила, прежде чем подняться из кресла.

Ты справишься, Гиллз. У тебя, как всегда, нет выбора, но ты справишься.

Я одернула блузку, заправленную за пояс широких оливкового цвета брюк, и направилась к двери. Мой желудок нервно урчал, пока я шла к помещению, куда все стекались рекой. Я не знала, куда девать руки. У каждого было что-то с собой: папки-планшеты с зажимом, макбуки, записные книжки или дневники, все казались невероятно важными и занятыми. Я не подумала даже о ручке. Все, что у меня с собой было, – это мобильный телефон, который можно было использовать только для бегства в Инстаграм или Ватсап.

Я растеряла остатки храбрости, когда вошла в конференц-зал. Почти все места за длинными столами в форме подковы были заняты. Место во главе тоже. Отец крутил в пальцах очень дорогую на вид шариковую ручку, прислушиваясь к словам одной из своих сотрудниц, которая стояла рядом с ним и что-то показывала ему на экране айпада. Будто почувствовав мое присутствие, отец поднял глаза. Я крепче сжала губы и коротко кивнула в ответ на его пронзительный взгляд. Мама сидела рядом с ним по диагонали и была занята своим смартфоном.