Что-нибудь эдакое
Шрифт:
— Да.
— Говорят с почты. Телеграмма для леди Констанс Кибл.
— Я приму.
— Леди Констанс Кибл, Бландингский замок, Бландинг, Шропшир, Англия. Место отправления — Париж.
— Что?
— Париж.
— А!
— Огорчена новостями…
— Что?
— Новостями.
— Да?
— Точка. Возвращаюсь Америку точка. Надеюсь приехать будущем году точка. Майра Скунмейкер.
— Кто?!
— Майра Скунмейкер.
Бакстер раскрыл рот, уставясь неизвестно куда.
— Повторить текст?
— Что?
— Прочитать еще раз?
— Нет, — просипел он.
Он
Если он ее выдаст, она покажет письмо лорду Эмсворту.
Письмо!..
Значит, надо им завладеть как можно скорее. Девятый граф — человек кроткий, но, прочитав все это, не уступит даже своей сестре. Всему есть пределы.
Бакстеру очень хотелось вернуться на прежнее место. Где он только не служил, и платили ему больше, но ни в одном доме не ощущал он так своей власти, своей силы и значимости.
Итак, письмо надо забрать. Девица обедает. Время есть.
Через тридцать секунд он шел по лестнице. Очки сверкали. Добрый ангел, провидящий то, что будет, почему-то его не удержал.
2
В Бландингском замке, как во всех зданиях такого размера, были роскошные спальни, которыми не пользовались. Кровати со столбиками, гобелены, прекрасные, но невеселые обои оставались в одиночестве с той поры, когда королева Елизавета, беспокойно переезжавшая из поместья в поместье, почтила их своим присутствием. Из тех комнат для гостей, в которых все-таки жили, лучшую отвели Сью.
В нежном вечернем свете она была особенно красива. Но Бакстеру было не до красот. Он презрел резную кровать, мягкие кресла, картины, пушистый ковер. Небо за окном во всю стену тоже не пленило его. Не теряя времени попусту, он направился к секретеру.
В разных отделениях оказались бумага (одинарные листы и двойные), открытки, конверты, бланки и даже небольшой бювар. Письма там не было.
Он выпрямился и оглядел комнату. Его привлек туалет. Он пошел к нему.
Поскольку у туалета надо хорошо видеть, их ставят соответственным образом. Этот исключением не был. Он стоял так близко к окну, что ветерок шевелил оборку на абажуре; и Бакстер увидел террасу.
Сердце у него подскочило. У перил, глядя на гравий перед входом, окаймленный кустами рододендронов, стояла девушка. Стояла она к нему спиной, но он ее узнал.
Сперва он рассердился, потом ощутил, что все пропало, и пошел на цыпочках к двери, с удовольствием отмечая толщину и мягкость ковра. Но тут до его слуха донеслось какое-то звяканье. Так звякают тарелки, когда их несут на подносе гостье, которая спросила, нельзя ли ей поесть у себя.
Практика — путь к совершенству. За последние три часа Бакстер во второй раз оказался как бы в ловушке. Прежде, в комнате за библиотекой, он прыгнул из окна. Сейчас это было невозможно. Не было и шкафа. Оставалась тактика ныряющей утки.
Когда ручка задвигалась, Руперт Бакстер встал на четвереньки и юркнул под кровать так, словно упражнялся не одну неделю.
3
Человек под кроватью может только слушать. Первый звук, донесшийся до Руперта Бакстера,
— Обед подан, мисс.
— О, спасибо!
Видимо, девица вернулась. К столу подтащили стул. Кроме слуха, включилось обоняние. Бакстер стал понимать, как он голоден и неразумен, когда услышал:
— Курица, мисс. En casserole [48] .
Бакстер попытался о нем не думать. Кроме голода, мучила левая нога — ее свело. Он попытался уподобиться факирам, которые, из лучших побуждений, легко и беззаботно лежат на гвоздях.
— На вид очень вкусно, — сказала девица.
— Надеюсь, вам понравится, мисс. Чего бы вам еще хотелось?
48
Тушеная (фр.).
— Ничего, спасибо. Ах да! Вы бы не забрали с балкона рукопись? Я ее читала и оставила в кресле. Это мемуары мистера Трипвуда.
— Да, мисс? Вероятно, они очень занимательны?
— Да, очень.
— Не знаю, удобно ли спросить вас, упоминаюсь ли я на этих страницах?
— Вы?
— Да, мисс. Из случайных замечаний мистера Галахада я вывел, что он ссылается на меня.
— Вы бы этого хотели?
— Несомненно, мисс. Я был бы польщен. Это большая честь. Моя матушка очень бы обрадовалась.
— Она жива?
— Да, мисс. Наш дом — в Истбурне.
Дворецкий величаво вышел на балкон, Сью стала думать о том, похожи ли они с матерью, когда за дверью раздался топот. Сью повернулась и вскрикнула. Перед ней стоял Ронни.
Глава XV
У телефона
Если мы займем одно выражение у соседнего искусства, мы спросим: что делал В ЭТО ВРЕМЯ Хьюго Кармоди?
Наша правдивая летопись неизбежно дурна тем, что мы обязаны перепрыгивать от одного героя к другому, словно альпийские серны. Нам показалось, что особенно важны действия Руперта Бакстера, и мы оставили Хьюго в самом трудном положении. Что ж, вернемся к нему.
Чувствительный человек, услышавший, что его видели в самый момент кражи, впадает в кому. Лицо его удлиняется. Руки и ноги цепенеют. Галстук съезжает на сторону, манжеты прячутся в рукава. Словом, на какое-то время он никуда не годится.
В сущности, хорошо, что мы не показывали вам все это. Если читатель представит роденовского Мыслителя, одевшегося к обеду, общее впечатление он получит. В данный момент жизнь начала возвращаться к Хьюго, а с нею — и разум.
Мужчине тут не разобраться, думал он, нужен тонкий ум женщины. Он побежал к телефону. Он набрал Матчингем-Холл и сказал дворецкому, чтобы тот попросил мисс Миллисент Трипвуд. Дворецкий не без укора ответил, что мисс Миллисент пьет бульон. Хьюго не без остроумия заметил, что это ему безразлично, хоть бы она в бульоне купалась, и чуть не прибавил: «Презренный раб». Потом он приник к трубке и наконец услышал нежный, но беспокойный голос: