Что осталось от меня — твое

Скотт Стефани

— Да, — ответила я.

— Пожалуйста, я слушаю вас.

— Имя моей матери Рина… — Я сделала паузу, прежде чем назвать фамилию — фамилию ее мужа. — Рина Сато. Умерла в тысяча девятьсот девяносто четвертом году.

Юриэ Кагашима пристально смотрела на меня, добродушие медленно сползло с ее лица.

— На суде вы защищали ее убийцу, — продолжила я. — Каитаро Накамуру.

Она опустила глаза и уставилась на свои руки, лежавшие поверх кожаной папки. Обручальное кольцо надежно сидело у нее на пальце, словно вдавленное в плоть.

— Вы ведь

понимаете, — произнесла она наконец, — я не могу говорить с вами о моих клиентах. Но вы помните тот случай? — спросила я. — И документы по делу все еще хранятся у вас?

— Я не вправе обсуждать это.

— Но они у вас есть, верно?

— Верно. — Кагашима подняла голову и взглянула мне прямо в лицо.

Нет, пожалуй, несмотря на первое впечатление, эта женщина все же заслуживает моего уважения.

— Скажите, вы все еще представляете интересы Каитаро Накамуры?

Несколько мгновений она молча изучала меня: волосы, гладко зачесанные назад и собранные в хвост на затылке, непослушная прядь над ухом, как обычно, норовит выползти из прически; тени, залегшие под глазами, тоже не укрылись от ее взгляда.

— Нет, я больше не являюсь его представителем, — ответила она.

Я поднесла к губам бутылку с чаем и сделала глоток.

— Недавно закончилась моя стажировка в Верховном суде Вако, — сказала я, глядя ей прямо в глаза. — У меня тоже есть диплом адвоката.

Она кивнула и откинулась на спинку стула, увеличивая дистанцию между нами.

— Я всегда хотела быть адвокатом, — продолжила я, — как мой дедушка.

Ее рука, лежащая на столе, дрогнула и сжалась в кулак.

— Вы знали его? Вы встречались с ним, так? Вы говорили с моим дедушкой!

Она на миг заколебалась и бросила быстрый взгляд в сторону двери.

— Госпожа Сато, я ничем не могу вам помочь.

— Вы были хорошим посредником между семьей жертвы и вашим клиентом? — не отступала я. — Вам удалось договориться о джидане? — Госпожа Кагашима старалась сохранять невозмутимый вид, однако заметно напряглась, когда я упомянула о деньгах: компенсации, которая может быть предложена семье пострадавшего в обмен на прощение или обращение в суде просьбой о смягчении наказания.

— Ваш дедушка отказался, — коротко бросила она.

— Принять деньги или написать обращение?

— И то и другое.

Я подалась вперед и уставилась на нее:

— Пожалуйста, я просто хочу знать, что произошло.

— Простите, я не могу вам помочь.

— Он убил ее? — спросила я.

Моя собеседница нахмурилась и посмотрела на свои руки, все еще лежавшие поверх папки, но пальцы теперь были крепко сцеплены. Адвоката ничуть не трогали мои эмоции. И меня это устраивало.

— Мне совершенно безразлично, что случилось с ним лично, — медленно произнесла я. — Его судьба давно определилась. Я не собираюсь каким-либо образом преследовать Каитаро Накамуру. Но я хочу знать, что он сделал с моей матерью… и со мной. Я хочу понять, почему много лет назад он вошел в мою жизнь.

Женщина вдруг быстро разомкнула пальцы и, протянув руку,

на мгновение коснулась моей руки.

— Это все еще конфиденциальная информация, — мягко произнесла она. — Я не имею права разглашать ее.

Слова Юриэ Кагашимы привели меня в бешенство. Что за подлое лицемерие!

— А ведь вы должны помнить меня! — теперь я схватила ее за запястье и крепко сжала. — Мы встречались, неужели забыли? — Я усилила хватку. — Вы даже качали меня в своих объятиях!

— Госпожа Сато, пожалуйста…

— Сарашима! — я отпустила ее. — Меня зовут Сумико Сарашима. Я сменила фамилию.

Женщина откинулась обратно на спинку стула. Ее взгляд скользнул вниз и остановился на кожаной папке с маленьким золотым значком, закрепленным в правом углу. Я проследила за ее взглядом и тоже посмотрела на значок с изображением цветка, вдруг с особой ясностью отметив, как четко вырезан каждый лепесток и как ровно все они сбегаются к центру, где находятся весы. Подсолнух и весы.

После сдачи квалификационного экзамена каждый адвокат получает такой значок с личным номером, который выгравирован на обороте. Мой значок пока еще не прибыл ко мне. Я представляла, как он лежит сейчас в особом хранилище Коллегии адвокатов, посверкивая золотыми гранями на фоне черного бархата. Надежно укрытый в кожаном футляре, он дожидается своего часа. Поначалу значки у всех новоиспеченных адвокатов блестящие и яркие — ни царапинки. Но постепенно золотое покрытие стирается — как правило, начиная от центра, где изображены весы, — а под ним открывается простое серебро. Кое-кто из моих однокурсников собирался хранить свой значок в кошельке рядом с монетами, чтобы он затерся и побыстрее стал похож на значок опытного адвоката. Что касается меня, я не знала, стану ли вообще когда-либо носить его. Однако значок, который находился сейчас передо мной, действительно состарился от времени: подсолнух, символ свободы и независимости, и весы, означающие справедливость для всех, выцвели естественным образом.

Юриэ Кагашима посмотрела на меня и вдруг сделала то, что я меньше всего ожидала, — широко улыбнулась.

— Дело давно закрыто, — сказала я. — И поскольку меня лично не волнует, что случилось с Накамурой, что за беда, если вы немного поможете мне?

Она молчала.

— Нет, конечно, вы идете на определенный риск, предоставляя мне конфиденциальные сведения. Но могу заверить, я не выдам вас.

Женщина кинула взгляд на свое запястье: краснота в том месте, где я схватила ее за руку, все еще не сошла.

— Вы же понимаете, как непросто мне было обратиться за помощью именно к вам. — На последних словах мой голос дрогнул. — Неужели вы скажете «нет» и обречете меня на то, чтобы всю жизнь тащить на себе этот груз?

Несколько секунд Юриэ Кагашима молча смотрела на свою кожаную папку, затем подтянула ее к себе и, накрыв ладонью адвокатский значок, сказала:

— Идемте.

Мы покинули переговорную, прошли через офисный зал, разделенный невысокими перегородками, и подошли к ее отсеку.