Что осталось за кадром
Шрифт:
– Тебе предстоят долгие месяцы кропотливой работы над фильмом, а это значит, что ты должна вернуться в Лос-Анджелес.
– Мне нужно отдохнуть. Даже Господь отдыхал после сотворения мира, а у меня сил гораздо меньше.
– Рейни…
Она взглянула на него глазами рассерженной кошки. Защищаясь от порывистого холодного ветра, налетевшего с гор, плотнее запахнула полы фирменной куртки с логотипом «Центуриона».
– Пока ты не придешь в себя, я останусь с тобой.
Он прикрыл глаза, чувствуя, как кровь стучит в висках. Неужели она хочет, чтобы он рассказал, как ее поцелуй и то возбуждение,
– Физическая близость не метод удержать меня и сохранить наш брак, Рейни.
Она вздохнула, ее боевой настрой исчез.
– Ты не единственный, кто может понять человеческую натуру, дорогой. Я обдумала то, что ты рассказал. Конечно, я не могу в полной мере ощутить твои переживания, но понимаю, что наш брак может спасти только чудо. А я в чудеса не верю. Но ответь мне честно. Ты проявил благородство, согласившись на развод ради моей же пользы. Прошу тебя, отбрось свое великодушие на время. Ты позволишь мне остаться с тобой на несколько дней или нет?
Он замялся.
– Правду, Кензи, – потребовала она.
Правду? Так или иначе, но скоро ей придется вернуться в Калифорнию, чтобы заняться работой по выпуску фильма. Так что на несколько дней…
– Мне приятно принять тебя в Сиболе, Рейни. Только… не жди от меня слишком многого.
– Не буду. Просто мне необходимо передохнуть перед возвращением к реальной жизни. – Она кивнула на машину: – Ты сядешь за руль или я?
– Алкоголь уже выветрился. – Он распахнул перед ней дверцу. – У тебя еще есть возможность передумать и поступить разумно.
Улыбнувшись, она села в автомобиль.
– А я часто это делаю?
– Почти никогда.
Он сел за руль, чувствуя себя лучше от того, что они все-таки остались друзьями.
Глава 33
Северная часть Нью-Мексико с ее горами и долинами казалась другой планетой по сравнению с тротуарами Лондона, где Найджел Стоун бросил в лицо Кензи страшное обвинение. Солнце медленно садилось за холмы. Рейни наслаждалась суровым пейзажем, окрашенным в золотистые тона заката. Постепенно напряжение оставило ее. Стараясь досконально разобраться в том, что рассказал Кензи, она спросила;
– Когда тебе удалось убежать, сутенер твоей матери пытался разыскать тебя?
– Нет. Даже если Рок и знал, что я у Тревора, он не стал бы меня искать. В этом бизнесе все держится в тайне – ни покупатель, ни продавец не пользуются настоящими именами и адресами, реальны только деньги. Сточки зрения Рока, я просто исчез. Он мог решить, что я не стою его забот. Я вырос и стал не столь привлекательным для педофилов.
Рейни передернула плечами. Даже потрясающая отрешенность Кензи от своего прошлого не сглаживала ужаса жизни, на которую его обрекли в детстве.
– Ты знаешь, что случилось с Роком? Приличный тюремный срок был бы для него достойным приговором.
– Спустя два года после моего бегства его зарезали в баре. Я бы об этом не узнал, но поскольку преуспел в уроках чтения,
– Что ты почувствовал, когда узнал, что он мертв?
Его губы сложились в твердую линию.
– Я от счастья потерял дар речи. Единственное, о чем я сожалел, было то, что, вероятно, он умер быстро.
Значит, он все-таки не смогло конца отмести от себя прошлое, подумала она и сказала:
– Надеюсь, Найджела не постигнет та же участь.
– К нему я не испытываю такой ненависти, как к его отцу. У бедняги было тяжелое детство. Его отец – настоящее чудовище, мать – пьяница и к тому же постоянно колотила его. Он все время прятался в кинотеатрах, как и я. Ему было нелегко получить образование и стать успешным репортером.
– Твое всепрощение поразительно.
– Просто я сознаю, что во многих отношениях оказался удачливее Неда. Моя мать, когда ее разум не затуманивали наркотики, была любящей и нежной женщиной. А у Тревора я рос среди мудрых, образованных пожилых людей, для которых было делом чести выучить меня и дать путевку в жизнь. Это все равно что иметь дюжину добрых крестных. Сомневаюсь, чтобы в жизни Неда было хоть немного доброты.
– Он сам виноват. Кто станет тянуться с добром к человеку, у которого одно зло на уме?
Рейни задумалась: так ли уж Кензи свободен от гнева, как кажется, или это чувство все же бушует в глубинах его души? Возможно, своим возвращением к жизни он обязан умению отстраниться от того, что не в силах изменить?
Поскольку атмосфера немного смягчилась, она позволила себе следующий вопрос:
– Почему ты так настроен против детей? Ведь ты прекрасно ладишь с ними – и с поклонниками, и с теми, кто снимается вместе с тобой. Я не пытаюсь переубедить тебя, просто стараюсь понять. Тебе кажется странным мое желание иметь детей, так как ты знаешь, каким трудным было мое собственное детство?
Он сбросил скорость и свернул на узкую дорогу.
– Мне встречались люди, у которых было тяжелое детство. Многие решительно отказывались иметь детей. Воспитывая детей, они невольно возвращались в свое детство. И для некоторых такие воспоминания были просто невыносимы. Я отношусь к их числу. Думаю, ты тоже.
– Я тоже так думала, когда была моложе. Но несколько лет назад мне захотелось, как ты выразился, вернуться к своему детству. – Рейн принялась разглядывать пейзаж за окном. – Клементина, как и твоя мать, была замечательной женщиной, но большую часть жизни проводила в разъездах, давая бесконечные концерты. Даже когда она оставалась дома, то всегда была поглощена работой и… бурной светской жизнью.
Забота о Рейн лежала на плечах нянь и экономок, а не матери.
– По ночам я лежала без сна, надеясь увидеть ее. Услышав, что она пришла, я бросалась к ней навстречу. – Правда, сначала приходилось убедиться, что Клементина не под кайфом и без любовника. – Она смеялась, укладывала меня в постель и, если мне везло, пела песенку. – Рейн вздохнула. – Я поклялась, что если у меня будут дети, я стану брать их с собой повсюду. Я хотела бы, чтобы они постоянно ощущали любовь и заботу. Знали, как они важны для меня.