Что приносит тьма

Харрис К. С.

– Вы шутите, – не поверил Себастьян.

– Если бы, – вздохнул Франсийон. – Наконец какой-то офицер Национальной гвардии заметил шайку и поднял тревогу. Но ему потребовалось немало времени, чтобы убедить стражников вскрыть двери сокровищницы, которые, естественно, оставались по-прежнему опечатанными – и воры успели улизнуть.

– Хотите сказать, никого из них не поймали?

– Одного или двух, которые были слишком пьяны или слишком глупы, схватили на месте преступления, еще нескольких арестовали позже. Но из истинных зачинщиков так никого и не задержали. В конечном итоге пару грабителей казнили,

остальных приговорили к непродолжительным тюремным срокам и вскоре амнистировали.

– Звучит довольно подозрительно.

Француз прочистил горло.

– Да, не правда ли? Общественность, естественно, была возмущена пропажей сокровищ нации. Одни пытались возложить вину на Марию-Антуанетту – смехотворно, учитывая, что королева в то время сама находилась под стражей. Другие считали, что это контрреволюционный заговор с целью уничтожить революцию, похитив богатства Франции. Но были и те, кто подозревал, что ответственность за случившееся несут силы внутри самого революционного правительства. Видите ли, министр внутренних дел еще в августе предложил распродать королевские драгоценности, а вырученные средства использовать для обеспечения революционных бумажных денег и покрытия других расходов, в частности, надвигавшейся войны с Австрией и Пруссией. Но предложение вызвало такой протест, что от замысла отказались.

– По крайней мере на публику, – заметил Девлин.

– Совершенно верно, – с серьезным выражением лица встретил его взгляд ювелир, затем отвел глаза. – Любопытный момент: Поль Миетт, которому приписывают авторство преступного замысла, незадолго до кражи сидел в тюрьме Ла-Форс вместе с десятком своих собратьев по ремеслу. Высказывалось предположение, будто их освобождение устроили люди из правительства.

– Говорите, этого Миетта так и не поймали?

– Нет. Он попросту исчез. Некоторые драгоценности помельче всплывали в Париже в течение дней и недель после кражи. Но крупные камни – «Голубого француза», «Базу» и множество других – больше никто не видел.

– Знаете имена кого-нибудь из сообщников Миетта?

Франсийон нахмурился, припоминая.

– Дайте подумать… Самые известные из них, вероятно, Каде Гийо, а еще тип по имени Десланж. Ну и Колло, конечно.

– Колло? – вскинулся Себастьян. – Имеете в виду Жака Колло?

– А вы слышали о нем? – изумленно взглянул собеседник.

– Слышал. Он утверждает, что происходит из династии парижских гранильщиков.

Откинув голову, ювелир расхохотался.

– Полагаю, Колло имеет полное право утверждать, что происходит из семейства, питающего неизбывный интерес к драгоценностям. Только боюсь, их таланты не имеют никакого отношения к искусству огранки.

– То есть?

– Колло – воры, – заявил Франсийон с отвердевшими чертами худощавого лица. – И в течение полутора веков, если не больше, промышляли воровством.

Девлин в своей гардеробной втирал в щеки золу, когда на пороге за его спиной появилась Геро. На руках виконтессы царственно восседал черный кот.

– Ну, и где он был? – покосившись на жену, улыбнулся Себастьян.

– Умудрился каким-то образом очутиться

запертым на конюшне, в седельной кладовой.

– Кто-нибудь должен рассказать ему про любопытство, сгубившее кошку.

Высокомерно взмахнув длинным пушистым хвостом, кот спрыгнул с рук и убежал прочь.

– Я рассказывала, но он не проникся, – ответила Геро, переводя взгляд на поношенные мужнины штаны, кожаный жилет, затрапезный сюртук и не первой свежести рубашку, выбранные в лавках старьевщиков на Розмари-лейн. Виконт также обвязал вокруг торса накладку, которая действенно изменяла как его фигуру, так и поступь. – Правильно ли я догадываюсь, что ты не намерен провести сегодняшний вечер в своем клубе?

Не отводя глаз от зеркала, Себастьян наклонился к нему, добавляя немного золы, смешанной с кухонным жиром, в темные волосы на висках.

– У меня только что состоялась интересная беседа с тем ювелиром, Франсийоном.

– Вот как?

– По его словам, весьма вероятно, что похищение сокровищ французской короны в действительности было подстроено революционным правительством.

Оттолкнувшись от дверной рамы, виконтесса прошлась по гардеробной, потрогав сначала коробку с шейными платками, затем один из потасканных сюртуков, выложенных Калхоуном на выбор хозяину.

– Почему ты так уверен, будто этот голубой бриллиант вообще имеет отношение к смерти Эйслера?

– Пока что я в этом не уверен. Мне также рассказывали правдоподобные истории о безжалостных порядках Эйслера при взимании ссуд и о некоторой необычности плотских утех старика, которые вполне могли привести к его убийству.

Геро взглянула на мужа:

– Поясни, в чем состояла «необычность».

– Он принуждал молодых красивых женщин ложиться с ним в постель, когда те – или их мужья – просрочивали процентные платежи.

По лицу Геро пробежала волна отвращения.

– Я бы сказала, это переходит рамки необычности вплоть до жуткой мерзости. Чем больше узнаю об Эйслере, тем больше мне кажется, что его убийца заслуживает не кары, а награды.

Себастьян вытер руки полотенцем.

– Я бы согласился, если бы не одна мелкая деталь.

– Какая?

– Тот, кто убил Эйслера, намерен позволить повесить вместо себя невинного человека.

– Твоя правда. – Геро какой-то момент поколебалась, затем спросила: – Итак, почему тебя продолжают интересовать драгоценности французской короны?

– В силу каких-то причин, чем глубже я вникаю в дело Эйслера, тем чаще всплывает «Голубой француз». Он явно вписывается в происходящие события, я только не могу понять, куда и как.

– Поэтому приоделся разорившимся толстяком-трактирщиком?

Достав потертую черную шляпу, Девлин низко нахлобучил ее на лоб.

– Я решил, что следует еще раз поговорить с моим приятелем Жаком Колло. Начистоту.

– И что ты ожидаешь от него услышать? – улыбнулась Геро.

– Главным образом, что происходило с «Голубым французом» в промежуток времени между его исчезновением из Гард-Мёбль и появлением у Даниэля Эйслера незадолго до гибели старика. – Поставив ногу на край скамьи, Себастьян поправил спрятанный в сапоге кинжал, затем выпрямился и сунул в карман своего потрепанного пальто небольшой двуствольный пистолет. – И возможно – а вдруг? – где этот чертов бриллиант сейчас.