Что происходит в тишине(изд.1958)
Шрифт:
Оказалось, Воеводин в самом деле был очень нужен Дружинину, и он приказал тотчас же пригласить его. Поздоровавшись, Владимир Александрович ввел Алексея в курс дела и подал донесение обер–лейтенанта Гербста.
— Может это пригодиться вам? — спросил он.
Майор внимательно прочел донесение. Подумав немного, ответил:
— Пригодится, конечно. Я попытаюсь сделать кое–какие расчеты, хотя должен признаться, что и на этот раз общий вес зарядов меня очень смущает.
Дружинин взволнованно ходил по комнате. Шубин сидел у окна. Возле него стояла
— В конце концов, обстановка, по–моему, разряжается, — произнес наконец Дружинин. — Пусть эта мина, черт бы ее побрал, взрывается сегодня! С этим, видно, ничего не поделаешь, но зато завтра мы сможем спокойно приняться за работу.
— Не думаю, чтобы она взорвалась так скоро, — заметил Воеводин.
— Как? Вы разве сомневаетесь в точности даты? — удивился Шубин.
— Нет, дело тут не в точности даты, — ответил Воеводин. — Если бы взрыв должен был произойти ровно через три года, то он уже произошел бы еще одиннадцатого мая, так как из этих трех лет один год был високосным. Но дело в том, что Гербст вообще не мог указать точного срока взрыва. Это ведь совершенно невозможно. Двенадцатое мая может быть только теоретической датой. Практически же совершенно неизбежны отклонения в сторону уменьшения или увеличения этого срока.
— Это ваше предположение, — спросил Шубин, — или существует какая–то закономерность?
— Нет, не предположение. Даже такие точные взрыватели, как, например, часовые, имеют отклонение в ту или иную сторону, — пояснил Воеводин. — Финский восьмисуточный взрыватель с часовым механизмом, к примеру, имеет точность установки плюс–минус один час. У немецкого часового двадцатисуточного взрывателя при установке его на предельный срок точность хода плюс–минус шесть часов. А в электрохимическом взрывателе при установке его на сто двадцать суток возможно отклонение до пятнадцати процентов в сторону увеличения этого срока. Вот и судите, каково может быть отклонение при трехгодичном сроке замедления.
— Давайте все–таки хладнокровно во всем разберемся, — предложил Дружинин. — Выходит, что взрыватель на заминированном заводе должен сработать двенадцатого мая или в промежутке между двенадцатым мая и, допустим, двенадцатым августа. Так?
— Да, так, — поддержал его Воеводин.
— Если бы он сработал сегодня или завтра, — продолжал Владимир Александрович, — это еще полбеды. Но ждать три месяца, три месяца жить в неизвестности, в ожидании взрыва — невозможно. Что делать?
— Искать, — твердо ответил Воеводин. — Снова искать!
— Но как же мы будем теперь искать? — спросил Дружинин.
— Теперь искать будет легче, — убежденно заявил Воеводин.
— Почему же легче?
— Потому, Владимир Александрович, что у нас есть сейчас некоторые данные: количество установленных зарядов и их вес. Сложное уравнение со многими неизвестными превращается, таким образом, в уравнение с одним неизвестным. Я тотчас же приступаю к его решению и, если у вас нет ко мне больше вопросов, прошу отпустить меня.
Майор ушел.
Следом
Размышления Дружинина неожиданно прервала Варя. Она вошла со стаканом чая и бутербродом.
— Вы ведь не обедали сегодня, Владимир Александрович, — сказала она, ставя стакан на стол. — Выпейте хоть чаю.
— Спасибо, Варя! С удовольствием выпью. Никакие потрясения не убивают во мне аппетита.
Он отпил несколько глотков горячего чая и, остановив Варю, направившуюся было к двери, спросил:
— Знаешь, как дела–то обстоят?
— Догадываюсь.
— Выходит, в самом деле эта проклятая мина стала нам поперек дороги. Но, черт побери, не так–то просто нас остановить!.. Ты раздобыла подробные схемы наших заводов?
— Раздобыла, Владимир Александрович, — ответила Варя. — Пришлось все Архивное управление перевернуть и переругаться там со всеми архивариусами, но схемы я все–таки отыскала. Сейчас принесу.
Спустя несколько минут Варя принесла три больших, сильно помятых свертка и положила перед Дружининым. Владимир Александрович развернул их и с интересом стал рассматривать. Варя, смотревшая на них через плечо Дружинина, заметила:
— А что, если мы дадим эти схемы Алексею? Ведь тут все мельчайшие детали видны.
— Это идея! — согласился Дружинин. — Непременно нужно передать их Алексею. Поезжай к нему немедленно.
У рыбака Рощина
Капитан Шубин продолжал напряженно обдумывать создавшееся положение, хотя ему и казалось, что теперь он мало чем может помочь Воеводину.
Еще вчера он вызвал всех своих оперативных работников и дал им задание: расспросить краснорудцев, проживающих в районе заводов, не замечали ли они немецких солдат на заводской территории в день эвакуации гитлеровцев из города.
Помощники Шубина навели необходимые справки. Выяснилось, что никто из краснорудцев на территории заводов немецких солдат в этот день не видел. Более того, некоторые из опрошенных уверяли даже, что сами бродили в этот день по заводам в поисках топлива и, следовательно, не могли не встретиться с немцами, если бы они там находились.
Сведения оказались малоутешительными. Но это не остановило Шубина. Несмотря на неясность обстановки, капитан решил действовать. После разговора в кабинете секретаря райкома партии он вызвал одного из своих офицеров.
— Помнится, товарищ Никитин, — обратился он к нему, — вы докладывали мне о рыбаке Рощине, у которого гитлеровцы отобрали лодку в тот день, когда эвакуировались из города. Как, по–вашему, для чего она могла им понадобиться в такой момент?
— Да уж не для увеселительной прогулки, конечно, — ответил Никитин. — Старик Рощин, вспоминая об угнанной лодке, говорил, что фашисты на ней куда–то поспешно направились. Я слышал об этом от его сына.
— Не удирать же они на ней вздумали? — продолжал размышлять Шубин.