Что происходит в тишине(изд.1958)

Томан Николай Владимирович

И вот он приехал.

— Удивительно как–то все у меня получается, — задумчиво заговорил Василий, когда машина тронулась. — На фронте я, речник, все время во флот рвался, а меня убедили в пехоте остаться, говорили, что главный фарватер войны по суше проходит.

Он посмотрел куда–то поверх пыльного ветрового стекла машины и усмехнулся:

— Вот и теперь — только осел я на переднем крае трудового волжского фронта, возглавил метеорологическую службу на одном из участков, мечтал повоевать там с ветрами, с непогодами, а вы меня опять переубедили.

Отчего это происходит? От бесхарактерности моей, что ли?

— Нет, не от бесхарактерности вовсе, — серьезно ответила Галина и, повернувшись к Крылову, внимательно посмотрела на его густые, близко сходящиеся у переносицы брови.

Крупное лицо его было суровым, хотя Галина знала, какое доброе, отзывчивое сердце у этого человека.

— Не от бесхарактерности это, — убежденно повторила Галина, — а от сознательности! Перед вами ведь шире задача стала. Вам предложили повоевать не за отдельный участок Волги, а за гораздо большую территорию. Передний край этой борьбы лежит не по фарватеру Волги, а гораздо восточнее, на границе прикаспийских полупустынь и среднеазиатских пустынь. Где же вам быть, Василий Иванович, как не на переднем крае войны с песками и суховеями?

— Пожалуй, это действительно так, Галина Сергеевна, — просто ответил Крылов.

Машина шла теперь асфальтированной магистралью города к одной из его окраин, уходящих в зеленые заросли Волго–Ахтубинской поймы. Миновав пригород и многочисленные ерики и ильмени, она вышла наконец на песчаную дорогу, пролегающую через степь.

Крылов был задумчив. Галина подумала, что он загрустил по прежней своей работе. Не отрываясь смотрел он вперед, на жесткие степные травы, припудренные сизой пылью у обочин дороги.

— Вы не унывайте, Василий Иванович, — сказала Галина, стараясь ободрить его, — не жалейте, что на предложение мое согласились. Интересным делом будете у нас заниматься.

Но Крылов не нуждался в утешении. Он был одним из тех людей, которые, раз приняв какое–нибудь решение, уж не размышляют более над тем, правильно ли они поступили. Он думал о новом крае, в котором ему придется вести службу погоды, и о девушке, сидевшей с ним рядом.

Нет, он нисколько не жалел, что согласился поехать в эту полупустыню!

— Да вы меня не агитируйте, Галина Сергеевна, — улыбаясь, сказал Василий, и крупные, суровые черты его лица слегка смягчились. — Позвольте лучше снять китель. Солнышко ваше основательно припекает.

И он стал расстегивать надраенные до блеска форменные медные пуговицы с якорями.

— Как бы не пришлось вовсе распрощаться с вашим флотским обмундированием, — пошутила девушка. — У нас тут не волжские сквозняки, а свирепые суховеи. Жарковато, пожалуй, будет.

— Обмундирование это мне очень дорого, Галина Сергеевна, — серьезно заметил Крылов. — В нем я любое пекло выдержу. А пустыней вашей вы меня не запугаете. Да я и не вижу тут пока ничего похожего на пустыню.

— От прежней–то пустыни теперь действительно одно только название осталось, — согласилась Галина. —

Ни самумов, ни песчаных штормов, ни прочей экзотики уже нет.

— То, что нет самумов, я и сам знаю, — заметил Крылов, — но неужели нет и барханов?

— Не только барханов, Василий Иванович, но и обнаженных песков почти нигде не увидите. Да вот, взгляните–ка вокруг.

Галина отняла руку от баранки руля и указала вперед. За ветровым стеклом машины до самого горизонта простиралась ровная местность, покрытая зелеными, желтыми и бурыми пятнами.

— Этот пестрый ковер вокруг — степная растительность, — сказала она.

— А под ней пески?

— Да, те самые пески, которые собирались когда–то в барханы, засыпали водоемы и реки, стирали с лица земли целые поселки, угрожали Волге…

Галина скосила глаза на Василия и, видя, что он искренне любуется степью, продолжала с жаром:

— Вглядитесь — растительность эта не так–то уж и скудна! Много лет назад был тут посеян песчаный овес, а теперь растут и люцерна, и многие другие травы. И все это в основном дело человеческих рук. Сеяли все эти травы, чтобы закрепить пески, получить пастбища для скота, сделать возможным земледелие.

Они ехали теперь самой молодой степью Советского Союза, и им все чаще попадались бахчи и посевы под защитой лесных полос, аллеи вокруг искусственных прудов, стада овец на пастбищах.

— Трудно даже поверить, что тут были когда–то пески, — заметил Крылов, оглядываясь по сторонам и удивленно покачивая головой.

— И это «когда–то» было всего несколько лет назад.

— А вот и железная дорога, кажется? — произнес Крылов, слегка приподнимаясь с сиденья.

— Да, железная дорога, — ответила Галина. — Мы сейчас подъедем к ней ближе. Ее тоже надежно защищают от песчаных заносов эти травы. Они заменяют дорогостоящие сплошные ограды.

Дорога, по которой вела машину Галина, пошла теперь почти рядом с железнодорожной линией, Василий Крылов, всматриваясь вперед, видел, как вдали сходятся в одну точку блестящие полоски рельсов. Несколько минут он молча любовался игрой солнца на полированной поверхности и вдруг воскликнул:

— Смотрите–ка, кто–то машет нам руками!

В глаза Галины светило солнце, и она не сразу заметила человека на другой стороне железнодорожного полотна.

— Похоже, что он военный, — сказала она, приложив ладонь к глазам. — Интересно, для чего мы ему понадобились?

— Попросится, наверно, чтобы подвезли, — высказал предположение Крылов.

— Не похоже что–то, — возразила Галина. — Если бы в попутчики просился, на дороге бы стоял, а он по ту сторону железнодорожного полотна что–то делает…

Но в это время военный, о котором шла речь, перешагнул через рельсы и торопливо направился к дороге, по которой шла машина.

Можно было рассмотреть молодое добродушное лицо парня в военной гимнастерке с погонами старшего сержанта.

— Вы не из райсовета, случайно? — спросил он, когда машина остановилась.