Что там по ту сторону горы?
Шрифт:
Стрикобраз рванулся вперед:
– Берегись, паровоз идет! С рельсов столкну! – Сшиб Шанди в траву и, загудев, промчался мимо.
Самого Йошку столкнул с рельсов старший Берек. Того – Фери. Так весело было мчаться по рельсам, свистеть, дудеть – «Берегись, паровоз идет!» – и сшибать друг друга в траву. Младшие Береки за животики хватались от смеха. Братья Береки были просто на удивление одинаковы. Белобрысые, белокожие. Особенно два младших, первоклассник и второклассник. Волосы, подстриженные под гребенку, расходились на макушке, как лучи, и лежали гладко-гладко. Старший, пятиклассник, уже пробовал зачесывать их наверх, правда, пока безуспешно. Спереди
Наконец игра «в паровоз» надоела; экспедиция двинулась дальше. Шанди нашел кусок меди, потом большую железяку. Нести их было тяжело, да они и не уместились бы в рюкзаке Береков. Пришлось зарыть их возле канавы в мягкой земле; сверху набросали песку, травы. Место обозначили на карте – чтобы найти, когда пойдут собирать металлолом. Все это отняло немного времени. Минут десять, вместе со спорами. Зато «паровозики» задержали их сильно. Издали донесся колокольный звон – полдень. А до горы все еще не близко.
Помалкивают ребята; только Стрикобраз говорит, говорит торопливо, проглатывая окончания. Фери и Яни сидят на полу и, кажется, дремлют, положив головы на колени. Шанди – будто его за локоть привязали к стулу – свесился криво. Свесился и его нос; видно, насморк у Шанди: из носа тянутся две светлые полоски, а он даже не замечает. Лихорадочно раскрыв глаза, смотрит перед собой, дышит приоткрытым ртом.
А Стрикобраз сидит, заполняя собой стул, пальцы его рук беспокойно елозят по коленям. И все говорит и говорит, быстро и беспорядочно.
– Мы не точно по карте шли, мы углы срезали… А потом вышли на большую улицу, как Вацское шоссе, тоже с трамваем, только там рельсы не посередке, как на Вацском… Вот… А горы все нет…
Верно, там большая улица с трамвайной линией. Лаци следил по карте, почти что шаг за шагом, как они двигались… В полдень из соседней квартиры, где было радио, донеслось: двенадцать часов… Где они сейчас? Полчаса он скинул им на отдых; еще полчаса – на то, чтобы вырезать палку у подножия горы. К двенадцати часам они должны были подняться примерно до середины склона. Там нужно сделать привал и пообедать, как наметили, где-нибудь в лесу, недалеко от ресторана. Потом еще час – и вот она, вершина… Еще час – и откроется, распахнется перед ними весь мир, и они увидят ту сторону…
Было около часа пополудни, когда кончилась вода во фляжке. В конце какой-то улочки ребята увидели колонку. Пили пригоршнями… А если посильнее нажать на рукоятку, вода хлынет толстой струей – и смотришь, рот, нос, уши пьющего полны водой. Уж он отплевывается, фыркает, прыгает – умрешь со смеху!.. Короче говоря, скоро все были мокрыми с головы до ног. Ну, в такую жару это даже приятно. И за обувь – матерчатые тапки – можно не бояться. Полотняные рубахи, штаны тоже в пять минут просохли на солнце. Только вот грязью забрызгались по колено. Да пострадали белые рубашки младших Береков. А зачем нужно
Скоро они нашли как раз то, что требовалось: в одном месте домики расступались, между ними был участок, огороженный дощатым забором. В заборе обнаружили доску, висящую на одном гвозде: можно было отодвинуть ее, пролезть в дыру и задвинуть обратно. За забором оказался большой, поросший бурьяном пустырь, в одном его конце стоял ветхий навес. Ребята подошли ближе, осмотрелись. Когда-то, должно быть, здесь была мастерская, а в ней, на бетонном покрытии, стояли станки. Бетон был совсем хороший…
Шанди вот-вот сползет со стула; на носу его повисла большая капля. А Стрикобраз говорит и говорит, проглатывая окончания слов.
Да что он все об одном – о длинной и широкой улице, о трамвае, который ходит не так, как на Вацском шоссе. Почему он не говорит о том? Заладил: «Горы все нет и нет…» Хватит уже! О том говори!
– Ой! – Шанди соскользнул со стула. И на пол со стуком падает что-то блестящее. Словно сорвавшаяся с носа капля сверкнула в свете лампы… Будто во сне видит все это Лаци – странный, бредовый сон… Что-то блестит и катится, катится по тряпичному коврику, по узкой щели между половицами, как по рельсам, и натыкается на ножку кровати.
Стальной шарик: «Генерал».
И за ним из кармана, через дырку, проделанную карандашом и расширенную «генералом», падает, сыплется множество – десять, двадцать… наверное, целых пятьдесят – глиняных шариков. Фери и Яни испуганно подтягивают ноги. Шанди торопливо, сконфуженно нагибается, собирает с полу, из-под кровати…
А Стрикобраз молчит. Сидит не шевелясь, молчит и смотрит.
Вот Шанди добрался и до «генерала»; подхватывает его, словно раскаленный уголек, и сует вместе с остальными в другой, непродырявленный, карман.
– Так вы в шарики играли!..
Яни тихо выходит в кухню. Осенью у них будет квартира с ванной комнатой, с углубленной ванной… Останавливается у потрескавшейся, потемневшей раковины. «Тетенька, можно здесь умыться?»
Как ни старается Яни не прислушиваться, все равно слышит каждое слово, доносящееся из комнаты. Стрикобраз кричит и еще больше, чем всегда, проглатывает слова: «С сопляками разве можно… Эти Береки… С маменькиными сынками на Пограничную…»
А Шанди налетает на него, как петух: «Неправда это все! Береки ни слова не сказали за всю дорогу и, когда домой шли, даже не пикнули. А мы вон как мчались!.. Ты начал в шары играть, ты первый. И в паровозы тоже ты, – Шанди даже расплакался. – С тобой что можно сделать? Только в шарики играть. С тобой никакой той стороны не увидишь…» Ревет Шанди, будто его побили.
Молча, опустив голову, спускаются ребята по бесконечно длинной, темной лестнице. Шлепают по ступеням тапки. «И погода хорошая была, ясная… – Бормочет себе под нос Фери, отыскивая впотьмах ручку двери. – Два Дуная…» И тяжело вздыхает.
Стрикобразу хочется стать совсем маленьким, незаметным – как Шанди, или даже еще меньше. На улице он ковыляет вслед за приятелем, то и дело натыкаясь на него. Голос его тих, почти подобострастен.
– Шервадац, пошли в кино! Посмотрим картину. Говорят, картина во! Все время дерутся…