Что там, за дверью?
Шрифт:
Показалось им или в застывшем взгляде доктора Штейнбока мелькнуло выражение презрения? Будто он смотрел откуда-то сверху и хотел сказать: ничего-то вы не поняли, господа… У каждого из вас тоже есть своя Алиса, и свой Тед, и свой профессор Бернал… Себя-то вы понимаете?
— Приготовьте отчет и все бумаги, я подпишу, — сказал полковник и вышел из комнаты.
Ветви
— Басс, — сказала Памела, заглянув в комнату, где муж смотрел, как на экране компьютера бьются созданные им полчаса назад
Басс, — повторила Памела, потому что Себастьян не отрывал взгляда от не очень удачной компьютерной анимации, — ты можешь меня выслушать?
Себастьян Флетчер повернулся к жене:
— Я тебя всегда внимательно слушаю, моя милая, — сказал он, улыбаясь, но улыбка не обманула Памелу. Муж вторую неделю бился над пятиминутным клипом, придумывая положения, движения, выражения лиц персонажей — он был недоволен собой, и шеф его тоже был недоволен, а то, что заказчика показанные отрывки вполне устроили, ничего не значило: и Себастьян, и Мэтью Грин, его начальник, прекрасно понимали, что работа только начинается, и потребуется еще не одна неделя, прежде чем, глядя на движения персонажей, можно будет сказать сакраментальное: «И вот хорошо весьма».
— Я нашла синяк на спине Элен, чуть ниже левой лопатки, — сказала Памела.
Себастьян нажатием клавиши остановил изображение, битва превратилась в неподвижную картинку, батальное полотно, нарисованное торопливой рукой не очень старательного художника.
— А… другие? — спросил Себастьян.
— Тот, что появился в понедельник, совсем исчез, — сказала Памела, — а позавчерашний еще виден, но, когда я нажимаю, уже почти не болит — во всяком случае, Элен не жалуется. Но этот, новый…
— Я тебе говорил, Пам, нужно было сразу обратиться к врачу, — сердито сказал Себастьян. — Может, это какая-то болезнь крови, и мы теряем время…
— А если нет? — устало проговорила Памела. Разговор этот происходил не впервые, и новых аргументов у нее не было, она сама ужасно боялась, и непонятно — чего больше: того, что у девочки может оказаться редкая болезнь крови (конечно, редкая, разве у многих детей вдруг обнаруживаются на теле кровоподтеки?), или того, что Элен кто-то бьет в детском саду, а миссис Бакли может подумать… О Господи!
— Пам, — сказал Себастьян, — завтра я сам отвезу Элен в детский сад и поговорю с…
— Нет! — вскричала Памела. — Помнишь, что она сказала, когда у Элен пропал пакет с завтраком? «У нас этого произойти не могло, вы должны, миссис Флетчер, лучше следить за девочкой…»
— Я прекрасно помню, что сказала эта дура, — с досадой отозвался Себастьян. — У них в саду никогда не бывает происшествий. Но если кто-то бьет нашу Элен, то только там, других вариантов нет.
— А если это болезнь?
— Пам, — решительно сказал Себастьян, — давай все-таки покажем Элен миссис Балмонт. Она пошлет девочку на анализ крови…
— И если это не болезнь, Басс, ты можешь себе представить, что начнут говорить о нас в городе?
— Существует врачебная тайна… — начал Себастьян и замолчал под свирепым взглядом
Так, — сказал он. — Давай что-то решать, Пам. Или — или. Или мы показываем Элен врачу, или я разговариваю с миссис Бакли.
Оба решения были плохими.
— А если… — проговорила Памела, глядя мужу в глаза и заставляя его не отводить взгляд. — Если ты поговоришь с Фионой? Она могла бы проделать все анализы так, что никто…
— Пам! — воскликнул пораженный Себастьян. — Ты хочешь, чтобы я…
— Другого выхода нет, не правда ли, дорогой?
Памела сказала это со странной интонацией — одновременного осуждения, прощения, необходимости и единственности предложенного выхода.
Года три назад у Себастьяна случился небольшой роман с доктором Фионой Беннетт, небольшой в том смысле, что не очень длительный, не очень бурный и, к счастью для семьи, благополучно закончившийся. Неизвестно, правда, что могло бы произойти, будь у Памелы другой характер. Однажды она застала мужа с этой женщиной — ничего предосудительного, они сидели на скамейке в больничном парке, у Басса были тогда проблемы с легкими — слишком много курил, — доктор Беннетт назначила ему курс физиотерапии и убедила бросить курить, чего Памеле не удалось за годы семейной жизни. Памела заехала в больницу после работы, шла к главному корпусу по боковой аллее, где больше тени, и увидела… Мирная беседа, но у Басса так сияло лицо… Памела повернулась и ушла, и вечером ничего не сказала мужу, хотя слова вертелись на языке разные, в том числе такие, каких Памела никогда в жизни не произносила вслух.
Всю ночь она лежала без сна и думала, а утром сказала:
«Если у нас не будет ребенка, мы долго не продержимся».
Так они оказались связаны одной нитью — их приемная дочь Элен и доктор Беннетт, которая, скорее всего, ничего не знала о давнем утреннем разговоре.
— Пожалуй, — пробормотал Себастьян, — это действительно выход. Правда, я уже столько времени не видел мисс Беннетт…
Памела промолчала. Она не была уверена в том, что муж говорит правду, но и в том, что он лжет, у нее не было ни малейшей уверенности.
— Договорились, — сказал Себастьян, запуская программу анимации, — завтра же позвоню. Уверяю тебя, дорогая, это, скорее всего, ерунда, о которой не стоит беспокоиться.
Сам он так не думал.
Элен появилась в их жизни чуть больше года назад — немного грустный, хрупкий, нежный и очень отзывчивый ребенок. Памела и Себастьян были женаты седьмой год, любили друг друга еще со школы, оба не сомневались, что поженятся, как только получат аттестаты, но все оказалось сложнее: у Пам умер отец, а Басс поступил в компьютерный колледж, днем учился, а вечерами приходилось подрабатывать, и только ночи и уикенды, да и то не всегда, оставались для встреч с его любимой Памелой. Они не то чтобы охладели друг к другу в те годы, но стали понимать: любовь — самое ценное, что есть в их жизни, но жизнь на самом деле состоит из мелочей, и если с ними не справиться…