Что там, за дверью?
Шрифт:
«Морнинг пост», 28 октября 1926 года.
«…С того времени мне стало известно, что жизнь после смерти, общение и сопричастность живых и умерших являются реальностью, к чему вполне определенных и объективных доказательств, способных удовлетворить любого человека, не затененного предрассудком и могущего по достоинству оценить факты, у меня накопилось достаточно…
…Но надо иметь в виду, что мир умерших не менее, а, скорее, гораздо более сложен, чем мир живых, чему каждый исследователь спиритизма
…Дело Кристи является превосходным примером использования психометрии в помощь детективам. Ее часто использует французская и немецкая полиция, но наши британские детективы этим методом пренебрегают, будучи консервативны настолько, что предпочитают вовсе не расследовать сомнительные, по их мнению, случаи, нежели привлечь к их изучению силы и возможности, о которых обычно отзываются с искренним пренебрежением…
А. Конан Дойл».
Зима выдалась снежной, я редко выезжал из своего дома на Виктория-стрит, и даже лекции пришлось свести к минимуму, хотя приглашали меня и в Бирмингем, и Ливерпуль, и даже в Глазго, где для моего выступления собирались подготовить огромную залу в старинном шотландском замке с привидениями. Я дурно себя чувствовал, приступы стенокардии случались все чаще, и домашние определенно становились жертвами моего все более портившегося характера.
Я ждал известий от Берринсона, каждый день просматривал газеты и делал множество вырезок, коллекция моя пополнялась, но вовсе не теми материалами, что я ждал, не будучи в силах повлиять на события. Каррингтон прислал мне на Рождество красивую почтовую открытку, где твердым почерком написал несколько слов, из которых следовало, что бывший полицейский предпочел забыть обо всем, происходившем в лечебнице, и даже о том, что сам втянул меня в расследование, приведшее к новому пониманию смысла и состояния всего сущего.
Я вежливо ответил на поздравление, а в первых числах нового, 1927 года, вырезал из «Дейли миррор» и приобщил к своей коллекции короткую заметку о том, что жюри присяжных после непродолжительного судебного разбирательства по делу об убийстве Эмилии Кларсон признало убийцу, Альберта Нордхилла, невменяемым и не несущим ответственности за свои поступки, после чего судья Реджинальд Мердок вынес постановление о содержании Нордхилла в психиатрической лечебнице вплоть до полного его излечения или окончания его дней.
Бедный Нордхилл. Возможно, он предпочел бы быть осужденным на смерть, чтобы в одном из множества существующих за гробом миров найти свою Эмилию и быть с ней, с ее душой, а может, и с ее иной телесной оболочкой, поднимаясь из одного мира в другой, высший, или опускаясь в какой-нибудь низший из миров — как поведет судьба…
Я позвонил доктору Берринсону, прочитав заметку в «Дейли миррор», и доктор, судя по голосу,
— Рад слышать вас, сэр Артур! — сказал он. — Вы, конечно, читали о суде над моим бывшим пациентом?
— Бывшим? — спросил я. — Разве Нордхилл не на вашем попечении?
— Нет, что вы, — ответил доктор. — Я занимаюсь только теми случаями, когда могу оказать реальную помощь, могу излечить пациента, понимаете? К сожалению, Нордхилл был признан больным неизлечимо, и его поместили в Шервуд, это на севере Шотландии, дикое место, знаете ли, но, поскольку содержатся там больные, потерявшие всякую связь с реальностью…
— Понятно, — пробормотал я и, быстро попрощавшись, повесил трубку.
28 февраля над юго-восточной частью Англии пронесся ужасный ураган. Сильнейший ветер вырывал с корнем вековые дубы, в Дувре выбрасывал на берег суда, потопил в гавани десяток рыболовецких корабликов, а в районе Большого Лондона сорвал крыши с сотен домов, оставив без крова несколько тысяч человек. Ветер завывал всю ночь, стекла звенели, я не мог заснуть, а утром — впервые после многих месяцев — мне позвонил Каррингтон. Трубку поднял дворецкий, и я слышал через открытую дверь кабинета, как он пытался объяснить звонившему, что хозяину нездоровится, он не может принимать телефонные звонки, и потому уважаемый мистер Каррингтон может сказать все, что хочет передать…
Я поднял трубку аппарата, с недавних пор стоявшего на моем рабочем столе, и сказал:
— Рад вас слышать, старший инспектор.
— Сэр Артур! — воскликнул бывший полицейский. — Вы хорошо спали эту ночь?
— Отвратительно, — признался я. — Этот ураган…
— Это она, сэр Артур. Это она, и я не знаю, что думать!
— Она? — удивленно переспросил я. — Кто — она?
— Эмилия! Вы не читали утренний выпуск «Таймс»? Урагану присвоено имя Эмилия.
У меня неприятно кольнуло под ложечкой, я представил себе выражение лица Каррингтона и сказал небрежно:
— Ураганам с некоторых пор присваивают женские имена, дорогой Каррингтон.
— Я знаю, сэр Артур. И вот что хочу сказать… Я говорил сейчас с доктором Берринсоном и с доктором Вильсоном из Шервуда… Ураган разрушил тот садовый домик, который… ну, вы помните… В здании больницы и в саду ничто не пострадало, а домик разрушило до основания… Но главное: ночью умер Нордхилл… Вы меня слышите, сэр Артур?
Я до боли сжал пальцы, державшие трубку.
— Да, — сказал я. — Слышу. Как он… Как это произошло?
— Доктор говорит: во сне. Он не проснулся утром — вот и все. А до Шервуда ураган не дошел самую малость. Ветер стих под утро…
— Теперь они вместе, — сказал я.
— Вы думаете? — неуверенным голосом сказал Каррингтон.
— Теперь они вместе, — повторил я.
В трубке долго молчали, я слышал лишь потрескивания на линии и, как мне казалось, чье-то тяжелое дыхание. «Теперь они вместе», — думал я.