Что-то страшное грядёт
Шрифт:
— Черта с два, — отозвался Джим. — Что мы ночью — слепые были? Пошли!
Друзья отмерили сто метров по центральной дорожке, и чем дальше они углублялись в расположение Луна-Парка, тем очевиднее становилось, что им не представятся ночные люди, щупающие кошачьей поступью тень воздушного шара среди диковинных шатров, вспухающие наподобие грозовых туч. Вместо этого вблизи они увидели плесневелые канаты, побитый молью брезент, отбеленную солнцем и дождями мишуру. Рекламные транспаранты висели на шестах, точно унылые альбатросы, хлопая крыльями и рассыпая
Они продолжали рыскать, но не встретили ни таинственных полуночных сфер нечистого газа, привязанных загадочными восточными узлами к вонзенным в черную землю кинжалам, ни одержимых контролеров, замысливших жестокие кары. Каллиопа возле билетной кассы не выкрикивала жуткие угрозы и не гундосила про себя дурацкие мотивы. Поезд? Вот он на боковой колее в согретой солнцем траве, старый, это точно, и прочно скованный ржавчиной, вообще же похожий на огромный магнит, сам собравший себя из частей с паровозных кладбищ на трех континентах — ведущих валов, маховых колес, дымовых труб и дешевых подержанных ночных кошмаров. Куда только делся тот погребально-черный силуэт; паровоз лишь просил, чтобы ему позволили покоиться среди осеннего сора, после того как им было исторгнуто столько усталого пара и железного праха.
— Джим! Вилл!
Навстречу им по центральной дорожке, лицо — сплошная улыбка, шла учительница мисс Фоули.
— Мальчики, — сказала она, — что случилось? У вас такой вид, словно вы что-то потеряли.
— Дело в том, — отозвался Вилл, — ночью вы слышали каллиопу?..
— Каллиопу? Нет…
— Тогда почему вы пришли сюда так рано, мисс Фоули? — спросил Джим.
— Я обожаю луна-парки, — ответила, сияя, мисс Фоули, седая маленькая женщина лет пятидесяти. — Сейчас я куплю вам горячие сосиски, а сама тем временем пойду искать моего глупенького племянника. Вы не видели его?
— Племянника?
— Роберта. Приехал погостить несколько недель. Отец умер, мать болеет там, в Висконсине. Я пригласила его. Он побежал сюда чуть свет. Сказал, что встретит меня. Но вы знаете этих мальчишек! Боже, да вы совсем приуныли. — Она протянула им сосиски. — Ешьте! Выше голову! Через десять минут пустят всю механику. А я пока проверю в Зеркальном лабиринте и…
— Не надо, — сказал Вилл.
— Что не надо? — спросила мисс Фоули.
— Только не Зеркальный лабиринт. — Вилл глотнул.
Его глазам предстала пучина отражений. Бездонная пучина. Словно сама зима подстерегала там, готовая убить человека своим взглядом.
— Мисс Фоули, — проговорил он наконец, удивляясь собственному голосу, — не входите туда.
— Но почему?
Джим пристально смотрел на Вилла.
— Да, объясни нам. Почему?
— Там легко заблудиться, — вяло ответил Вилл.
— Тем более. Может быть, Роберт уже заблудился и не выберется оттуда, если я не вытащу его за ухо…
—
— Плавать! — рассмеялась мисс Фоули. — Какой красивый образ, Вилл. Ну да ничего, я ведь старая рыба. Так что…
— Мисс Фоули!
Мисс Фоули помахала рукой, привстала на цыпочки, шагнула вперед — и погрузилась в зеркальный океан. На глазах у них она вошла в лабиринт и, продолжая шагать, погружалась все глубже, глубже, пока вовсе не растворилась серым облачком в серебре.
Джим схватил Вилла за руку.
— Это что же такое!
— Черт возьми, Джим, это все зеркала! Единственное, что мне здесь не по душе. Потому что только они сродни тому, что мы видели ночью.
— Ну, парень, ты перегрелся на солнце, — фыркнул Джим. — Этот лабиринт…
Он не договорил. Ноздри Джима принюхивались к холодному воздуху, которым на них, как из ледника, дышали фантастические отражения.
— Джим? Ты что-то хотел сказать?
Но Джим ничего не сказал. Он долго молчал, потом хлопнул себя по затылку ладонью.
— Надо же, так и есть! — крикнул он удивленно.
— Что так и есть?
— Волосы! Всю жизнь в книжках про это читал. В жутких историях — как у людей волосы встают дыбом! И вот у меня встали — теперь!
— Черт возьми, Джим. У меня тоже!
Они стояли будто завороженные, чувствуя, как их затылки покрываются холодными щекочущими пупырышками, и ежики волос вдруг обратились в жесткую щетину.
Мелькание света и теней…
Из недр Зеркального лабиринта пробивались на волю две, четыре, целый десяток мисс Фоули.
Мальчики не знали, какая из них настоящая, а потому помахали всем сразу.
Но ни одна мисс Фоули не увидела их и не помахала в ответ. Она ковыляла вслепую. Вслепую отталкивалась ногтями от холодного стекла.
— Мисс Фоули!
Ее глаза, широко раскрытые, словно от вспышки магния, были покрыты белой пленкой, как у статуи. Где-то в толще зеркал она заговорила. Она бормотала. Она всхлипнула. Потом вскрикнула. Завыла. Завопила. Она билась о стекло головой, локтями, пьяно металась, точно ослепленный светом мотылек, вскидывала руки с растопыренными пальцами.
— О господи! Помогите! — стонала мисс Фоули. — Помогите, ради бога!
Метнувшись вперед, Джим и Вилл увидели в зеркалах свои лица — бледные, свои глаза — широко раскрытые.
— Мисс Фоули, здесь! — Джим ударился лбом.
— Сюда! — Но Вилла окружало лишь холодное стекло. Чья-то рука вынырнула из пустоты. Рука утопающей старой женщины. Готовая для спасения ухватиться за что угодно. Этим что угодно оказался Вилл. Она потянула его за собой.
— Вилл!
— Джим! Джим!
И Джим держал Вилла, и Вилл держал мисс Фоули и вытащил ее из беззвучно катящих одна за другой, одна за другой волн пустынного моря зеркал.
Они вышли на солнце.